Аплодисменты – газета «Харьковские известия»

Знаменитой харьковчанке 12 ноября исполнилось бы 85 лет.

— Я рад, что в юбилей знаменитой артистки Людмилы Гурченко обратились ко мне с просьбой рассказать о ней именно из Харькова, — сказал както экс-директор Музея кино Одесской киностудии кинорежиссер Вадим Костроменко. — Только свой рассказ считаю необходимым озаглавить «Про Люсю и Валю» — вы поймете, почему. Это происходило в благословенное время, в начале 1954 года. Благословенное потому, что студентов операторского факультета ВГИКа допустили, наконец, до киносъемки. Именно «до». Как голодного до еды, вшивого до бани и т. д. Дело в том, что материальная база института никак не могла оправиться, — с военного времени у нас не было достаточно аппаратуры, кинопленки, доходило до того, что выпускники предыдущих лет, многие из которых были фронтовиками, с горечью напевали, вспоминая декана Анатолия Дмитриевича Головню:

Защитил я диплом на бомаге,

Перехрестить меня Головня,

Ах зачем, ах зачем на Рейхстаге

Не убило снарядом меня?!

Действительно, операторы делали свои дипломные фильмы на бумаге — рисовали кадрики или почеркушки. И вот вдруг появляется кинопленка, и мы, второкурсникиоператоры, после полутора лет занятия фотографией, сможем снимать кино, да еще какое — художественное! То есть, представляете, снимем игровые отрывки, которые приготовят студенты актерского факультета, ну и, наконец, поближе познакомимся с нашими девочками — будущими киноактрисами. Студенческое время — время первых влюбленностей, порой скоротечных романов. Меньше всего амурных связей случалось у нас с девчонками-актрисами. Они больше всех были заняты учебой: кроме обязательных общеобразовательных лекций, кинопросмотров по истории кино, у них были бесконечные прогоны, репетиции, занятия по технике речи, сцендвижению, танцу, пластике и т. д. Куда как свободнее девчата с факультета киноэкономики, с ними в основном и случались у нас амуры. А тут судьба, точнее, учебный план сводит нас с другим контингентом. Мне достался для работы сценарий по мотивам рассказа О’Генри «Последний лист». Там говорится, как живут две бедные девушки, одна из них больна туберкулезом. Она смотрит на облетающую с дерева листву за окном и говорит: «Вот упадет последний листок, и я умру». И когда действительно он должен был упасть, ее подруга рисует на стекле желтый листочек, который не дает той уйти из жизни. В учебной студии нехитрая декорация: две стенки с окном, кровать, стул. Я, как и положено, раскадровал сценарий, то есть описал каждый кадр, как его буду снимать. Режиссера нам для этой съемки не положено, «оператор должен владеть азами режиссуры» — так нас учил мастер. Играть девушек будут две второкурсницы — Валя Хмара и Люся Гурченко. Девчонки, как и я, волнуются, это и для них первая в жизни киносъемка. Больную по имени Сью будет играть Валя, спасительницу ее — Люся. И вот тут начинается самое интересное. Люся отодвигает в сторону мои раскадровки. Все понятно, думаю, сейчас будет тянуть одеяло на себя. И вдруг полная неожиданность: она предлагает как можно больше кадров снимать с Валей, а сама предпочитает, насколько возможно, оставаться и действовать за кадром. Для актеров это не типично, и то, на чем настаивает Люся, сравнимо с самопожертвованием. Попытки вернуться к утвержденной моим мастером раскадровке не приводят ни к чему. Ну, характер, думаю я, и… соглашаюсь. Мне не нужны раздоры на съемочной площадке. По мере продвижения съемок у меня не раз возникала мысль: ей бы на режиссерском факультете учиться — так великолепно Люся режиссировала поведение Вали в кадре. А у той задача непростая — положение самое не выигрышное: лежит, прикованная к постели, ни жест, ни движение ей не помощники, их нет почти, только внутреннее наполнение, только глаза. И у нее, а вернее, у обеих, все великолепно получилось. За нашу работу, снимали мы ее три дня, все получили по «пятерке». Уже потом, спустя время, я спросил у Люси, известной актрисы: «Что же ты тогда перевела стрелки на Валю? Самой не хотелось сниматься, что ли?». Объяснение было необычным: «Это была моя первая в жизни съемка в кино, и я жутко боялась увидеть себя на экране. Самый строгий судья мне — я сама. А вдруг бы я себе не понравилась?! И что тогда — бросать ВГИК? Поверишь? Бросила бы!» Такой требовательной к себе Люся была всю жизнь. Именно это, а также непростой характер, весьма усложняли ее жизнь. Но она никогда не изменяла себе. Может быть, поэтому ее судьба в кино сложилась достаточно успешно. Так же успешно могла бы сложиться судьба и у Вали Хмары. Первая ее большая роль была у нас, на Одесской киностудии, в картине Евгения Ташкова «Жажда». В этом суровом военном фильме была единственная женская роль, Валя исполнила ее достойно, играла в паре со Славой Тихоновым, таким мощным актером, и была ничуть не хуже партнера. За творческий успех молодую актрису наградили путевкой в Дом отдыха ВТО в Крыму. Этот дом от пляжа отделяла развилка железнодорожных путей. Однажды Валя не стала подниматься на мостик, а двинулась к пляжу через рельсы. Неожиданно сработала автоматическая стрелка, намертво зажав ногу Вали. И тут из тоннеля вылетел поезд… Ее короткая жизнь, так же, как и ВГИКовские — первые в жизни съемки Вали и Люси навсегда остались в моей памяти.

— Мы с ней вместе учились во ВГИКе, — вспоминает режиссер Кира Муратова, — даже дружили. …Вы знаете, мне очень трудно говорить о Люсе Гурченко, потому что у нас какой-то парадоксальный с ней был жизненный путь, мы как бы и очень хорошо друг к другу относились, и были как бы из разных жанров. В институте нам казалось, что у нас будет общий такой творческий путь, если говорить пафосно. А потом, когда я стала снимать, при всем моем восхищении ею, — может быть, потому что мы вместе учились, я не знаю, — но я ее сняла только один раз в картине «Познавая белый свет». Она снялась в интересном эпизоде, с моей точки зрения. Да, она, наверное, молча удивлялась, почему так, почему я ее не приглашаю. А это вовсе не означало, что я к ней как-то не так относилась, просто мы из разных жанров. Понимаете, она такая актриса, которая всегда, в любом сюжете, в любом фильме — должна быть абсолютно единственной, главной и тянуть одеяло на себя. Это не в плохом смысле, а в том, что она — такая! Как номер вставной в фильме. Я считаю, что она была потрясающей актрисой… Жизнь нас развела, я — в Одессе, она — в Москве. Хотя, когда я туда приезжала, мы всегда общались. Я ее считала необычайно умной, талантливой, своеобразной. Ее выражения, собственные формулировки всегда были остроумны. Она замечательной была во всех отношениях — как личность, как актриса и как человек. Я часто ее цитирую, иногда ее реплики вставляю в свои фильмы.

— Ее реплики вспоминаешь всегда к слову. А так просто, да еще быстро, — трудно. Вот у меня в последнем фильме «Вечное возвращение» Алла Демидова произносит реплику, которую говаривала Людмила Марковна: «Встану. Накрашусь. Оденусь. Причешусь. Умоюсь и лягу спать!» — очень смешно же, да? Понимаете?

Вот такое личное ее выражение, я его запомнила. Сказано оно было между делом, конечно, и таких выражений у нее много. Когда к слову они приходят, получается очень кстати. А потому что существом она была таким, которое нельзя было не запомнить ввиду ее очень яркой индивидуальности. Не только на сцене или в кино, в жизни она была такой же, причем иногда это было смешно, а иногда както даже абсурдно, но всегда очень ярко.

— Ну, я думаю, что она как-то недоумевала: почему мы не работаем вместе, почему я ее не снимаю в своем кино. А мне всегда казалось, что она как-то уведет куда-то, что будет не совсем так, как изначально мной задумано, ну, в общем, повторю, мы существовали в разных жанрах. Хотя в чужих фильмах я всегда-всегда ею любовалась. И это все началось с института, с нашей дружбы, просто потом жизнь развела нас с этим большим человеком.