Что объединяет соавторов и любовников
Да, ее нередко можно увидеть на экранах («Ростов-папа», «Хороший вор», «27 украденных поцелуев»), на сцене (антрепризы Романа Виктюка), на собственных художественных выставках, на приватных концертах во многих уголках Земли. Она — художник, музыкант, певица, актриса без актерского образования. Но — Актриса! Благодаря чему и Харьков видел и слышал ее не единожды.
В начале 90‑х Нуцу в Москве знали немногие. К середине 90‑х в театральном мире ее уже узнавали, а мир пишущий преподносил «желтые» небылицы. На рубеже веков Роман Виктюк пригласил ее в свою постановку «Эдит Пиаф» («Мой легионер») и предложил главную роль. Рецензии посыпались как горох, причем отрицательных оказалось больше, чем положительных. Но, что интересно, они так лихо были закручены, что оставалось непонятным, кого же авторы ругают больше, да и ругают ли: «Перед зрителями медленно, безвкусно и беспомощно-театрально разыгрывается сопливая история любовных взаимоотношений «воробышка из Парижа» Эдит Пиаф и летчика-легионера Альбера Вардана, имевшая место в 1935 году где-то во французском захолустье… Речи и действия героев изобилуют банальностями, удручающе-беспомощна актерская игра. Во искупление мук по изображению из себя драматической актрисы режиссер наконец отпускает певицу на волю и позволяет ей делать то, что она умеет, — петь. И впервые на сцену накатывается вихрь энергии, мощи и театральности: с легкостью забывается то, что даже хорошая копия — всего лишь копия. Зрительный зал выпадает из спячки, с удивлением обнаруживая, какой бесенок дотоле скрывался в Нуце». И хоть строкам этим около полутора десятка лет, согласитесь, правдивость их стоило выяснить у самой героини, — уж больно разноречивые эмоции они вызывают, тем более, что, увидев и услышав Нуцу «живьем», многие под этой рецензией не подписались бы.
—Нуца, однажды увидев вас на сцене, интересно узнать не то, как вы туда попали, и даже не то, как вы реагируете на нелицеприятные рецензии, а как вы, простите, не боитесь выйти на подмостки в принципе? Не имея профессиональной подготовки, это ведь немыслимо страшно! Или у вас был опыт?
—Я родилась в театральной семье. Мать у меня — ведущая актриса театра им. Шота Руставели у Роберта Стуруа в Тбилиси, отец — бывший актер, бабушка — актриса, певица, дедушка — режиссер, дяди, тети — все актеры…
—Все это, конечно, немаловажно и, действительно, не могло не сказаться на ваших способностях. Но все-таки, не имея профподготовки…
—Как бы это сказать… Мама еще преподает в театральном институте, я все это слушала. Еще я всегда смотрела, как она гримируется, как там в театре все происходит… И я думаю, что грубо будет сказать, будто я без театрального образования.
—Еще раз извините, если я вас задела. Ну а текст? Вы легко заучиваете такое количество текста в прозе?
—Да запросто! Просто… самое интересное, что я учу любой текст, как музыку, запоминаю его по каким-то своим звуковым рядам. И потом, я ведь росла на сцене, мне невозможно было не стать актрисой, отказать себе в этом удовольствии.
—Но почему же вы не пошли в театральный и не стали ею сразу?!
—Но все-таки стала!
—Так, давайте сначала. Заодно для всех интересующихся вашим творчеством расставим точки над «i».
—Музыкальное образование у меня, конечно, есть. Но по настоянию родителей я поступила и закончила Тбилисскую академию художеств. Тогда думала, что с мечтой стать актрисой рассталась навсегда. Однако получилось все иначе. То есть актрисой я, как видите, стала, но никогда не думала, что мне придется покинуть свой любимый Тбилиси с его особым южным запахом, роскошными цветниками, бабушкой, которая неподражаемо умела петь и играть на гитаре… Началась война и в одночасье перечеркнула все мечты, не только мои, очень многих. В один день Россия стала другой страной, но родственники отправили меня именно сюда. Солнце и музыка, краски и кисти, цветы и дом остались за границей, а я без копейки денег — в чужой Москве. Здесь-то и пригодилась мне музыкальная подготовка. Друзья устроили меня в маленький театр на старом Арбате, где пением я стала зарабатывать на хлеб…
—И слух о грузинке, которая потрясающе поет не только грузинские, но и русские, цыганские, английские, французские песни, быстро распространился в театральной среде, как это часто бывает.
—Да. Но послушать мои песни приходили не только законодатели песенной моды, но и пишущий люд. Вот тогда-то и начали появляться разные статьи вперемежку с желтыми. Но именно тогда же произошел его величество случай, который всегда играл очень большую роль в моей жизни. Случай № 1 – начало светлой полосы: роман с известным издателем, взаимная любовь, подарки, я стала его женой. Потом — конкурс «Ялта–Москва–Транзит», где я исполнила песню «Руки» из репертуара вашей незабвенной землячки Клавдии Шульженко.
—Как здорово! Вот уж действительно Клавдия Ивановна за «Руки» провела вас из Тбилиси через Ялту в Москву.
—Да, можно так сказать. Говорили, с удивительным шармом я исполнила эту песню. Далее — приглашение в шоу Бориса Моисеева. Начались спектакли, гастроли, как следствие — отъезды, разлуки. В общем, в который раз как-то само собой доказалось, что не каждый мужчина в состоянии выдержать и понять творческую сторону жизни женщины. Так семейная жизнь закончилась, началась депрессия… И тут последовал случай № 2. Я выступала на юбилее известной балерины Нины Ананиашвили, поздравляла ее, пела песни из репертуара Эдит Пиаф. Когда меня услышал Виктюк, он просто подлетел ко мне: «Доченька! Наконец-то я нашел тебя! Нашел актрису и певицу, которая сыграет Пиаф». Вот так мы с ним сошлись, и я сыграла у него.
—Но как-то вы сказали, что встреча с Виктюком не просто случай — мистика.
—Да, его приглашение в свой спектакль — главное событие в моей жизни, ведь для меня сцена не просто способ зарабатывать, это судьба. Из-за театра я потеряла семью. Так что встреча с Виктюком — это действительно не случай, это мистика. Мне кажется, я буквально шла к нему. Не только он звал меня доченькой, но и я отвечала ему тем же — звала батей.
—Говорят, он такой мастер, который умеет открыть в артисте даже то, о чем тот сам не подозревает.
—Это действительно так. Он человек ХХI века. Он открыл во мне такой темперамент, о котором я не догадывалась. Заставил меня еще лучше петь по-французски. В спектакле я пою не под фонограмму, живьем, в этом и есть смак постановки. Теперь в собственном гала-концерте я пою разные любимые песни — грузинские, французские и Гершвина.
—Нуца, вы никогда не думали о том, что вам суждено когда-нибудь стать живой Эдит Пиаф?
—Вы знаете… Вы меня сейчас так напугали, что у меня даже мурашки по телу побежали.
—Простите. Но почему?!
—Как это?! Великая Эдит Пиаф… и я… Думаю, у каждого своя судьба. И если сегодня у меня есть шанс… Кто-то может подумать, что я сумасшедшая, но я всем так говорю и буду говорить: она мне помогает сегодня с небес. И ваши слова, наверное, лучший комплимент. Потому что сегодня в шоу-бизнесе, в театре так тяжело — поверьте мне! — даже при наличии голоса, таланта, других мощных моментов (режиссуры, например) доказать зрителю, что ты хочешь жить для него, что помогают сегодня, к сожалению, только небеса. И Эдит — мне лично. В первую очередь. Помогает просто божественно. Когда я приезжаю с сольными концертами в города, где побывала с «Эдит Пиаф», зрители меня уже знают, любят, и концерты проходят просто потрясающе. А я пою, пою, пою!..
И все чаще я отказываюсь от очень больших денег из-за того, что мне предлагают петь совершенно другую музыку. Делать из себя какого-то клоуна — в то время, когда у меня голос во-о-от такого объема, регистра?! Зачем, не надо мне этого! Я так и говорю: идите раскручивайте других. Я не должна и не буду такое петь. Хотя, конечно, и горько, и больно было отказываться от предложенных сумм.
—Говорят, художественные шедевры — и песенные, и актерские в том числе — рождаются на пике переживаний. К сожалению, не радостных. В этом смысле на ваших достижениях как-то сказалось то личное, о чем вы сами упомянули?
—Знаете, наверное, мне не суждена спокойная семейная жизнь. Я должна быть влюблена, страдать, тогда у меня получаются хорошие драматические песни (тьфу, тьфу — в добрый час будет сказано).
—Не может быть, чтобы у вас не бывало и другого, противоположного состояния…
—Когда у женщины счастливая любовь, наверное, она пишет песни от лица счастливой женщины, о счастливой любви. Иначе, мне кажется, нельзя писать песни…
—О какой же ситуации — применительно к вам — виктюковский спектакль «Нуца. Любовница Любви», не один год покоряющий публику?
—Театр Виктюка всегда был авторским. Об этом даже напоминать излишне. Я же с удовольствием делаю на этом акцент потому, что являюсь полноправным соавтором режиссера. Я рассказываю, пою, показываю свои полотна…
—Словом, демонстрируете все свои таланты и достоинства.
—Благодаря режиссеру. Я исполняю песни Эдит Пиаф, Фрэнка Синатры, Владимира Высоцкого, Клавдии Шульженко, многих других певцов и свои, конечно. Переходя с одного языка на другой, я провожу зрителя-слушателя через границы — и временные, и географические. Я как бы предлагаю множество историй — нежных и трогательных, добрых и взбалмошных, иногда полных трагических нот, и вместе с тем выстраданных и отчаянных. И пусть их разделяют время, мысли о возможности или несбыточности счастья — все они о любви, о том прекрасном мгновении, которое останавливается без участия извне.
—Нуца, но рассказывают, что во время этого спектакля именно вы царите на сцене. Между тем все, кто когда-либо писал о Мастере, утверждают одно и то же: он делает спектакли о себе и для себя, строит все таким образом, чтобы видна была режиссура, а не актерское мастерство…
—О-о! Провокационный вопрос… но в данном случае на него как раз очень легко ответить. Этот спектакль выбивается из той обоймы, которая составляет приемы Мастера. Постановка стоит несколько особняком, здесь нет этого калейдоскопа приемов, изыска сюжета, дивертисмента актерских работ. Однако в «Любовнице Любви» сфокусировалось, как в капле воды, все то, к чему тяготеет режиссер и я. Да, безусловно, все судьбы, о которых я рассказываю своими песнями, — целый мир, огромная Вселенная, которую можно облететь за время спектакля. И я с удовольствием общаюсь со всеми, кто пришел на спектакль, стараюсь заметить знакомых, спеть для них, о них, подарить им частичку своей любви. Я считаю, что такого действа драматический театр пока не знает, но стремление «размывать границы» и «останавливать мгновения» — это то, что роднит…
—Соавторов и… любовников.
—Да! Самое верное определение!..