Люся, не стоп!

На территории всей большой страны, которую она без притворства так сильно любила, с каждым годом к 12 ноября все больше устраивается фотовыставок, кинопросмотров, киновстреч, различных экспозиций, чтобы именно 12‑го закончиться многочисленными вечерами памяти народной артистки СССР Людмилы Гурченко. И все это в основном по инициативе самих зрителей — поклонников актрисы! К счастью, народную любовь она узнала при жизни. Наверное, и сегодня из недосягаемого далека видит, что дань уважения и любви ей воздают не только в шикарных апартаментах и больших концертных залах, в Москве и Санкт-Петербурге, на ее любимой киностудии «Ленфильм», но и в деревенских клубах, студенческих общежитиях, небольших музеях. Конечно, ее вспоминают и на родине: в Харькове — на улице Кравцова, 7 отремонтировали фасад дома, в котором когда-то жила Гурченко, и установили памятную доску; в Музее знаменитых харьковчан им. К. Шульженко оформили очередную экспозицию, посвященную юбилею землячки; в Одессе — на Одесской киностудии… Впрочем, здесь, — хоть виртуально — в небольшом, уютном и до боли знакомом кинозале, предлагаю погасить свет, включить старый кинопроектор и под музыку Оскара Строка и любимые кинокадры послушать эксклюзивные воспоминания о Людмиле Гурченко. Так что, Людмила Марковна, никакого «стоп» — мы вас помним!

—Я рад, что в юбилей знаменитой артистки Людмилы Гурченко обратились ко мне с просьбой рассказать о ней именно из Харькова, — говорит директор Музея кино Одесской киностудии кинорежиссер Вадим Костроменко. — Только свой рассказ считаю необходимым озаглавить «Про Люсю и Валю» — вы поймете, почему. Это происходило в благословенное для нашего института время, в начале 1954 года. Благословенное потому что студентов операторского факультета Всесоюзного государственного института кинематографии, ВГИКа, допустили, наконец, до киносъемки. Именно «до». Как голодного до еды, вшивого до бани и т. д. Дело в том, что материальная база института никак не могла оправиться с военного времени, — у нас не было достаточно аппаратуры, кинопленки, доходило до того, что выпускники предыдущих лет, многие из которых были фронтовиками, с горечью напевали, вспоминая нашего декана Анатолия Дмитриевича Головню (поет):

Действительно, операторы делали свои дипломные фильмы на бумаге — рисовали кадрики. И вот вдруг появляется кинопленка, и мы, второкурсники-операторы, после полутора лет занятия фотографией сможем снимать кино, да еще какое — художественное! То есть, представляете, снимем игровые отрывки, которые приготовят студенты актерского факультета, ну и, наконец, поближе познакомимся с нашими девочками — будущими киноактрисами. Студенческое время — время первых влюбленностей, порой скоротечных романов. Меньше всего амурных связей случалось у нас с девчонками-актрисами. Они, пожалуй, больше всех были заняты учебой: кроме обязательных общеобразовательных лекций, кинопросмотров по истории кино, у них были бесконечные прогоны, репетиции, занятия по технике речи, сцендвижению, танцу, пластике и т. д. Куда как свободнее девчата с факультета киноэкономики, с ними в основном и случались у нас амуры. А тут судьба, точнее учебный план, сводит нас с другим контингентом. Мне достался для работы небольшой рассказ О’Генри «Последний лист», там говорится, как живут две бедные девушки, одна из них больна туберкулезом. Она смотрит на облетающую с дерева листву за окном и говорит: «Вот упадет последний листок, и я умру». И когда действительно он должен был упасть, ее подруга рисует на стекле желтый листочек, который не дает той уйти из жизни. В учебной студии нехитрая декорация: две стенки с окном, кровать, стул. Я, как и положено, раскадровал сценарий, то есть описал каждый кадр, как его буду снимать. Режиссера нам для этой съемки не положено, «оператор должен владеть азами режиссуры» — так нас учил мастер. Играть девушек будут две второкурсницы — Валя Хмара и Люся Гурченко. Девчонки, как и я, волнуются, это и для них первая в жизни киносъемка. Больную по имени Сью будет играть Валя, спасительница ее — Люся. И вот тут начинается самое интересное. Люся отодвигает в сторону мои раскадровки. Все понятно, думаю, сейчас будет тянуть одеяло на себя. И вдруг полная неожиданность: она предлагает как можно больше кадров снимать с Валей, а сама предпочитает елико возможно оставаться и действовать за кадром. Для актеров это не типично, и то, на чем настаивает Люся, сравнимо с самопожертвованием. Попытки вернуться к утвержденной моим мастером раскадровке не приводят ни к чему. Ну, характер, думаю я, и… соглашаюсь. Мне не нужны раздоры на съемочной площадке. По мере продвижения съемок у меня не раз возникала мысль: ей бы на режиссерском факультете учиться — так великолепно Люся режиссировала поведение Вали в кадре. А у той задача не простая — положение самое не выигрышное: лежит, прикованная к постели, ни жест, ни движение не помощники, их нет почти, только внутреннее наполнение, только глаза. И у нее, а, вернее, у них обеих, это все великолепно получилось. За нашу работу, снимали мы ее три дня, все получили по «пятерке». Уже потом, спустя время, я спросил у Люси, известной актрисы: «Что же ты тогда перевела стрелки на Валю? Самой не хотелось сниматься, что ли?» Объяснение было необычным: «Это была моя первая в жизни съемка в кино, и я жутко боялась увидеть себя на экране. Самый строгий мне судья — я сама. А вдруг бы я себе не понравилась?! И что тогда — бросать ВГИК? Поверишь? Бросила бы!» Такой требовательной к себе Люся была всю жизнь. Именно это, а также ее непростой характер, весьма усложняли ее бытие. Но она никогда не изменяла себе. Может быть, поэтому ее судьба в кино сложилась достаточно успешно. Так же успешно могла бы сложиться судьба и у Вали Хмары. Первая ее большая роль была у нас, на Одесской киностудии, в картине Евгения Ташкова «Жажда». В этом суровом военном фильме была единственная женская роль, Валя исполнила ее достойно, играла в паре со Славой Тихоновым, таким мощным актером, и была ничуть не хуже партнера. За творческий успех молодую актрису наградили путевкой в Дом отдыха ВТО в Крыму. Этот дом от пляжа отделяла развилка железнодорожных путей. Однажды Валя не стала подниматься на мостик, а двинулась к пляжу через рельсы. Неожиданно сработала автоматическая стрелка, намертво зажав ногу Вали. И тут из тоннеля вылетел поезд… Ее короткая жизнь так же, как и ВГИКовские — первые в жизни! — съемки Вали и Люси, навсегда осталась в моей памяти.

А Людмила Марковна снялась-таки на Одесской киностудии, уже будучи известной артисткой. Это была картина Станислава Говорухина «Белый взрыв». А еще в ленте — пусть и производства «Мосфильм», но все действие-то в Одессе происходило! — «Любимая женщина механика Гаврилова» Петра Тодоровского. И по сведениям из достоверных источников, она часто бывала и даже останавливалась в это время у известного режиссера Киры Муратовой.

—Да что там снималась-бывала-останавливалась! — горячо перебивает меня маэстро. — Это здесь ни при чем! Мы же с ней вместе учились во ВГИКе! В одно время! Мы давным-давно были знакомы и даже дружили. …Вы знаете, мне очень трудно говорить о Люсе Гурченко, потому что у нас какой-то парадоксальный с ней был жизненный путь, мы как бы и очень хорошо друг к другу относились, и были как бы из разных жанров. Сначала, в институте, мы сильно-сильно дружили с ней. Казалось, что у нас будет общий такой творческий путь, если сказать пафосно. А потом, когда я стала снимать, при всем моем восхищении ею, — может быть, потому что мы вместе учились, я не знаю, что, — но я ее сняла только один раз в картине «Познавая белый свет». Она снялась в интересном эпизоде, с моей точки зрения. Да, она, наверное, молча удивлялась, почему так, почему я ее не приглашаю. А это вовсе не означало, что я к ней как-то не так относилась, просто мы из разных жанров. Вот и все. Понимаете, она такая актриса, которая всегда, в любом сюжете, в любом фильме — всегда должна быть абсолютно единственной, главной и тянуть одеяло на себя. Это не в плохом смысле, нет, а в том смысле, что она — такая! Как номер вставной в фильме. Я считаю, что она была потрясающей актрисой… И в институте, когда мы учились, и потом, мы фактически дружили долго, но жизнь нас развела, потому я в Одессе, она в Москве. Даже и в Москве когда она жила, я же приезжала туда, мы всегда общались. Я ее считала необычайно умной, талантливой, своеобразной. Ее выражения, собственные формулировки всегда были остроумны, замечательны… Но тут, да, есть какой-то парадокс: почему мы не работали вместе? Откровенно говоря, я не знаю. Может быть, так сложилось, что не было роли. Но она замечательной была, замечательной во всех отношениях — как личность, актриса и человек. Она — прекрасное существо, понимаете. Была. Просто мы мало после института работали вместе, очень мало. Может быть, к сожалению. Ну, уже так сложилась жизнь, что же делать.

—Если бы я знала, объяснила бы уже. Потому так вам и сказала: есть в этом что-то парадоксальное, просто я думаю, что мы — люди разных жанров. При чем тут сценарий или книга? Я вам говорила о свершившемся в жизни, о том, что эта странная ситуация уже сложилась между нами двоими. Но это ничуть не умаляет величину Гурченко как актрисы, творческой личности, умнейшей женщины и человека вообще. Я часто ее цитирую, я бы даже сказала, что иногда ее реплики вставляю в свои фильмы. Вот даже так, понимаете, потому что они мне запомнились. Гурченко не просто очень остроумной была, а остроумной своеобразно, по-своему. Не так, как обычно, дежурно бывает, знаете, а емко, выпукло и интересно. Она очень выпуклое существо, вот так я бы сказала. И актриса замечательная. Больше, к сожалению, не могу добавить, я же не снимала ее…

—Какую-либо реплику ее вспоминаешь всегда к слову. А так просто, да еще быстро, — трудно. Вот у меня в последнем фильме…

—…пусть, «Вечное возвращение» называется, там Алла Демидова произносит реплику, которую говаривала Людмила Марковна. Я не помню, один раз она ее произнесла или не один, но вот так она говорила: «Встану. Накрашусь. Оденусь. Причешусь. Умоюсь и лягу спать!..» — очень смешно же, да? Понимаете?

—Да, вот такое личное ее выражение, я его запомнила. Сказано оно было между делом, конечно, и таких выражений у нее несколько, или даже много, просто я не все, может быть, и помню. Но когда к слову они приходят, получается очень кстати. А потому что существом она была таким, которое нельзя было не запомнить ввиду ее очень яркой индивидуальности. Не только на сцене или в кино, в жизни она была такой же, причем иногда это было смешно, а иногда как-то даже абсурдно, но всегда очень ярко.

—Ну, я думаю, что она как-то недоумевала: почему мы не работаем вместе, почему я ее не снимаю в своем кино. А мне всегда казалось, что она как-то уведет куда-то, что будет не совсем так, как изначально мной задумано, ну, в общем, повторю, мы существовали в разных жанрах, что ли, вот так я бы сказала. Хотя в чужих фильмах я всегда-всегда ею любовалась. И это все началось с института, с нашей дружбы, просто потом жизнь развела нас с этим большим человеком.