Памяти гения сцены
—Игорь Александрович, с чего все началось, как родилась и крепла совершенно необычная курбасовская театральная жилка? Вообще, сколько лекций и практических занятий Вы посвящаете театру Курбаса, если это можно выразить в единицах измерения времени?
—Учебным планом сколько-то часов на эту тему предусмотрено, но, по чести сказать, я их не считал. Раскрывая ее, меня, как Остапа, несет (Смеется. — Т. Н.), но, увлекаясь сам, надеюсь, увлекаю и студентов. Поэтому, если интересно и нет возражений, расскажу, как в аудитории. По крайней мере, с чего и как все началось.
—Профессор, но у нас свой «учебный план». Успеем?
—Если слушать внимательно, не спать, не отсылать СМС-ки и не болтать с соседом, как случается в аудитории, — постараемся и успеем.
Как это, может быть, ни покажется странным, но я начну рассказ с трагической даты судьбы Курбаса — 5 октября 1933 года, когда он, известный режиссер-новатор, актер, педагог и человек, который в 20–30 годы прошлого века, в сущности, повернул искусство профессионального украинского театра в сторону общеевропейской культурологии, был снят с должности художественного руководителя тогдашнего театра «Березиль» в Харькове. Почему начинаю с негативного? Потому что к этой дате Лесь Степанович Курбас шел насыщенным и долгим путем. Сначала учился в Венском университете, потом во Львовском, затем работал в «Тернопольских театральных вечерах», так назывался тогда Гуцульский театр, которым руководил Гнат Ходкевич, далее работал в «Русской беседе» опять же во Львове. Вот как раз в это время и сфокусировалось на нем все то, что явило первую причину его даже не необычности, а необычайности. Как известно, Галиция тогда входила в состав Австро-Венгрии, и Курбас, будучи жителем это государства, естественно, учился, воспитывался и работал не только в ареале воздействия нескольких культур, но и нескольких мировоззрений. Добавьте сюда семью юного Леся: это его родители, актеры Ванда и Степан Яновичи (Курбасы — их псевдонимы), дед, который был священнослужителем, и сам Лесь, — неудивительно, что польскую культуру и венгерскую, также немецкую, австрийскую и румынскую и, конечно, русскую и украинскую он впитывал в себя как губка. Кстати, из венского периода жизни Курбаса до нас дошел небезынтересный факт: он слушал лекции не только на своем философском факультете, но еще и в одном из соседних учебных заведений лекции Рудольфа Штайнера — знаменитого западноевропейского философа первой половины ХХ века. Рудольф Штайнер — это антропософия, это понятие раздвоенности в характере и чувствах человека, попытка проникновения в его подсознание. Мы же знаем четыре направления человеческого мировоззрения, это Аристотель — логичность, Платон — идеалистичность, Сократ — умение выстроить диалоги, Конфуций — законодатель канонов, права и обязательств. А Штайнер предлагал не просто направление в философии, а логическую системность. Вот и думаю, что Курбас все это познал именно тогда, получив заодно своеобразную замкнутость, экзистенциализм, пример «человека в себе», что оказало большое влияние на его дальнейшее развитие.
Вторая составляющая, которая оказала не меньшее влияние на формирование мировоззрение творца, — малороссийские театры, в первую очередь театры украинских корифеев под руководством Кропивницкого, Старицкого, Садовского, Карпенко-Карого с участием Заньковецкой и др. Курбас, что называется, наблюдал их, общаясь с братьями Тобилевичами. Как известно, Тобилевичи — это псевдонимы братьев: старшего Ивана Карпенко-Карого, драматурга, среднего, Николая Садовского, актера и режиссера и младшего Панаса Саксаганского, актера. Именно тогда Николай Садовский увидел игру Курбаса в театральных спектаклях, будь то «Русская беседа» или «Тернопольские театральные вечера», и лично пригласил его переехать в Киев. Дело в том, что в 1907 году Садовский создал первый стационарный театр, до сего времени все корифеи арендовали помещения для спектаклей. Однако через 8 лет после открытия театра, его создатель, во-первых, не мог отказать себе в удовольствии иметь в труппе подающего большие надежды художника в широком смысле слова, а во-вторых, почувствовал на себе груз кризиса. Не случайно же он сказал тогда: «Я понял, пора наших актеров, которые играют в театрах корифеев и моем театре, теперь научить играть господ на сцене, мыслить как интеллигенты, ученые…» То есть мыслить широко так, как пока на сцене они были реалистично-бытовыми, что ли, Курбас же слыл мыслителем, умел широко мыслить в силу того, где, у кого и чему учился. И все-таки главное — драматурга и режиссера Садовского интересовал Курбас как актер, но пригласил он его, что называется, с дальним прицелом и как начинающего режиссера. Курбас был молодым, красивым, знал не один язык — польский, немецкий, английский, русский, украинский, пожалуй, латынь. В оригинале читал Гете, Вольтера, много другой мировой художественной литературы. Кроме того, видел самые известные театральные спектакли таких выдающихся режиссеров-реформаторов, как немец Макс Рейнгардт, англичанин Гордон Крэг, француз Андре Антуан…
Переехал в Киев Курбас, как говорится, полностью, забрав маму Ванду Адольфовну. Два сезона проработал в театре Садовского, а в 1917 году создал свой «Молодой театр». Характерно, что и сейчас, через 100 лет, в этом здании находится театр, теперь это Молодежный театр на Прорезной. Это было началом вхождения Леся Степановича в систему украинской, тогда в составе Российской империи, культуры. В это время он внедрял свои первые экспериментальные навыки — работу с голосом, телом, работу над дикцией, мироощущением, мировосприятием актера, тренинги разных направлений, в частности темпоритмические. Он занялся также театром греческим, спектакль «Царь Эдип», основанный на жестах, можно сказать, начало экспериментов.
—Игорь Александрович, конечно, из исторического далека, не имея, как сейчас, видеозаписей, специалисту средней руки сложно оценить достоинства этих экспериментов. За Моной из «Безымянной звезды» М. Себастьяна хочется повторить: «Я — верю! Но лучше покажите мне ее на небе!..» (Большую Медведицу. — Т. Н.). Правда, еще лучше — хоть через 100 лет понять, что же и когда у Курбаса «пошло не так»?
—Я понимаю так, извините за каламбур: вот начинается 1917 год, следуют одна за другой революции — февральская, затем октябрьская, изменяется социально-экономическая система, распадается Российская империя, уходит в небытие Австро-Венгрия и создается Советский Союз, в его составе образовывается советская Украина, власть которой дает возможность Курбасу организовать в Киеве театр «Березиль». Это случилось 31 марта 1922 года; всем известен лозунг молодого руководителя нового театра, провозглашенный тогда: «Я выбираю «Березиль», потому что он — буря, потому что он — ветер, срывает все старое…» и т. д. К себе в театр Курбас пригласил учеников из «Молодого театра» и некоторых актеров из театров корифеев, в частности Ивана Марьяненко, после сыгравшего одну из судьбоносных ролей, от которой, собственно, и начнется отсчет, приблизивший 5 октября 1933 года…
А в 1926 году труппа переезжает в Харьков, потому что Харьков становится столицей советской Украины, 8 лет Курбас работает в помещении Харьковского театра украинской драмы. Что он здесь создает? Очень интересные вещи! В то время весьма востребовано было так называемое движение «Возрождение», куда входили писатели, актеры, режиссеры, художники, литературо- и искусствоведы, в общем, творческая богема. Здесь же судьба связывает режиссера с драматургом Николаем Кулишом и его пьесами — «Мына Мазайло», «Патетическая соната», «Народный Малахий», «Маклена Грасса» и другие. Встреча с Кулишом сподвигла Курбаса и к созданию спектаклей, особенно в 1928 году, в которых слышалось эхо антропософии — не просто чего-то знакомого, понятного, а по-настоящему изведанного, пережитого и выстраданного: трагедии маленького человека, его отстраненности, отношения к нему социума, поиска какой-то иной жизни, пусть в розовых, несбыточных мечтах, но лучшей. Таков «Малахий». «Мына» — уже острополитическая критика, высмеивающая украинское и русское невежество, речь-суржик и т. д. и т. п. Вот, собственно, с «Малахия» и началось преследование во всех смыслах слова художника сцены, а завершилось всеми вытекающими для творческого человека того времени последствиями…
—Маэстро, как Вы думаете, почему до сих пор нет настоящей, хорошей кинокартины, лучше сериала о жизни Леся Курбаса?
—… Три года назад я снял 57‑минутный хроникально-публицистический ролик и назвал его «Зов времени». В нем поэтически показал, как современная актерская молодежь словно отображает этот зов, эхо: парень и девушка ходят по Харькову вместе с Курбасом — от памятника Шевченко, мимо храмов и музеев к Театру Шевченко, а в итоге видят трагедию — уничтожающее собрание коллег, убийственное собрание…
—Что же ему инкриминировали?
—А ничего, кроме идеологических догм сталинского режима; обвиняли в шовинизме, национализме, фашистских связях, какой-то подпольной деятельности, еще чем-то. На самом деле — в это же время преследовали русского человека с немецкими корнями Всеволода Мейерхольда, еврея Соломона Михоэлса, грузина Сандро Ахметели; власти Украины решили не отставать и быстро нашли «подходящего» украинского театрального деятеля — Леся Курбаса… Вы, конечно, понимаете, что мы сейчас говорим только о деятелях творческих. Все эти — в широком смысле слова — художники знали друг друга, и насколько позволяло расстояние, дружили. Кстати, однажды, когда Лесь Степанович приехал в Москву и потихоньку пробрался в зрительный зал на спектакль к Мейерхольду, Всеволод Эмильевич, узнав об этом, со сцены обратился к публике: «Встаньте, сегодня у нас в зале находится лучший режиссер Советского Союза — Лесь Курбас!»
—Игорь Александрович, кажется, начинаю понимать, почему в украинском театре, тоже в широком смысле слова, «всё пропало». Может, выразите свою точку зрения, специалиста? Для сравнения…
—Выражу. В следующий раз. Если не пропадет интерес к теме…