Режиссер театра «Прекрасные цветы» Артем Вусик: Пожалуйста, хватит бояться своей некрасоты

Сейчас рядом с именем Артем Вусик можно найти прилагательное «гениальный», а мы лично слышали словосочетание «сумасшедший гений». На его счету — постановки для театра имени Леси Украинки и Першого театру во Львове, театра драмы и музкомедии в Сумах, но харьковчанам он больше знаком благодаря своей актерской и режиссерской работе в театре «Прекрасные цветы». Этот театр был создан Артемом и его друзьями после окончания института. Команда театра работает в собственном, придуманнном ими жанре.

Еще Артем Вусик играет в кукольном театре, преподает в школе актерского мастерства «Тесто» и мечтает, чтобы у театра «Прекрасные цветы», наконец­то, появились конкуренты. Даже готов всячески их поддерживать и помогать.

Мы начали разговор с постановки «Чевенгур» в Харьковском театре кукол, где играет Артем. Этот спектакль показывали в рамках театрального фестиваля Parade­fest, в организации которого театр «Прекрасные цветы» принимали активное участие.

Актер­-кукольник

— Давно хотела посмотреть «Чевенгур», но он в репертуаре пару раз за год. Не попадала никак. Вот наконец­то на Parade — fest появилась возможность посмотреть именно тот спектакль, который хочется. Почему его практически нет в репертуаре кукольного театра?

— Это к вопросу о требованиях нашей публики.

У него не громкое название а‑ля Казанова. Он достаточно сложный, не на массового зрителя, это не развлекательный спектакль. Он сделан полностью в форме театра кукол — куклы работают весь спектакль. Но он очень глубокий и, насколько я знаю, по моим разговорам с режиссером Оксаной Дмитриевой — это ее любимый спектакль.

Но он заходит сложно публике, поэтому играется не так часто, как остальные. Наверное, из­за своей темы. Из­за того, что он такой, наверное, тяжелый для восприятия. Но я очень люблю этот спектакль и мне кажется, что он просто недооценен. Может он не дождался еще своего времени. Хотя сейчас он как раз звучит.

— Ты там актер­-кукловод?

— Да, кукловод. Я актер-­кукольник по образованию.

— Сейчас ты как­то отошел от кукол. В некоторых спектаклях театра «Прекрасные цветы» в эпизодах используются куклы, но мало. Это очень разное, наверное, быть актером­-кукольником и играть самому на сцене.

— Я бы не сказал, что я от этого отошел.

Школа кукольника отличается от школы драматического актера. И ту школу, которую я получил на факультете, те навыки актера театра кукол, я их переношу в наш театр. Где­то мы используем элементы театра кукол, будь то просто перчаточная кукла, будь то работа с тенью, как в «Жире», будь то работа с масками, как в «Красном», будь то работа с телом даже, как в «Дракуле». И ту природу, тот способ работы, который актер­-кукловод переносит на работу с объектом, с куклой, я переношу на свое тело.

По сути, этим и славится театр «Прекрасные цветы» — своей точностью, филигранностью, математичностью сказанного в театре. И ноги растут от театра кукол. Потому что кукла не может ничего делать лишнего. Если нужно посмотреть, она берет и смотрит. Драматический актер, не будем привирать, но может где­то позволить чуть­чуть приукрасить, чуть­чуть переиграть. Это я говорю про плохие театры и плохих актеров.

— В Харькове такие тенденции, что кукольники драматюков начинают побеждать. Маскируясь под драматический театр, кукольники плавно обращают всех в свою веру. В театре Пушкина режиссер Ольга Турутя­Прасолова в своих постановках тоже делает акцент на визуальный ряд. Просмотр спектаклей, которые она ставит, напоминает просмотр открыток. Актеры то и дело замирают на сцене на мгновение, а зритель любуется очередной прекрасной картинкой. Вот и ты потихоньку подтягиваешь своих соратников в спектакли «Прекрасных цветов». Дима Третьяк, например, играет уже в третьем вашем спектакле. В общем, достойная оборона Игорю Ключнику. Хотя я была на «Антоне и Наташе». Ключник, то есть Наташа, до сих пор стоит перед глазами. Давай про «Чевенгур» закончим. Олег Каданов написал музыку к этому спектаклю. Это тогда возникла идея позвать его на свой спектакль уже в качестве актера?

— Нет. С Олегом мы знакомы еще со студенческих лет. Когда я был на втором курсе, он меня пригласил принять участие в их театрализованном концерте, который проводился в ДК Связи, в качестве актера­перформера. Мы там были перформеры вместе с Мишей Кабановым, я, Виталик Бурлеев, который сейчас работает в театре кукол, и Аня Семенихина, но она уехала. И это был не просто как один перформативный акт Кабанова, а некое расширенное представление. Музыканты были не так важны, как перформеры, как актеры.

Так завязалось наше знакомство. Потом Олег, по сути, ушел от театра. У него был один спектакль в Доме актера «Пойдем, нас ждет машина» от театра «Новая сцена».

Когда я начал работать над «Антоном и Наташей», я долго подбирал актерский состав. Для меня очень важно было взять актеров разных формаций и поколений. Так и получилось. Дима Третьяк — это самое молодое поколение, затем идет наше с Игорем Ключником, затем Олег Каданов, затем Армен Калоян. То есть это было одним из концептуальных решений. Потому что сам спектакль построен на постоянных сменах жанров, сменах стилей, сменах динамик. И здесь тоже важна была очень разнородная мужская консистенция с разными школами.

— Да, в этом спектакле видна разная игра, разный подход актеров к работе. Это было заметно. «Антон и Наташа» вообще необычный по своей композиции спектакль. В принципе, как и все, что ты делаешь. Мы еще поговорим о «Прекрасных цветах».

Режиссер

— Ты сейчас вернулся со Львова, где поставил уже свой третий спектакль. Кто ты сейчас больше, актер или режиссер?

— К сожалению, получается, что режиссер. Я уже, честно говоря, соскучился по актерству, чтобы уже что­то новое сделать в качестве актера и не париться, не думать по поводу всей общей картинки, всей этой масштабной работы.

Но как­то так складывается, что туда пригласили, туда пригласили, сюда, возникают новые мысли… Грех жаловаться, на самом деле. Получается последние три работы — это режиссерские, а актерских меньше.

— Давай их назовем.

— Вот с конца, последняя премьера во Львове «Джалапіта» в Першому театрі, потом «Антон и Наташа» в «Прекрасных цветах», перед этим «Любовь» в Театре Леси Украинки во Львовe. Ну, и «365», гдe я и в качестве актера, и в качестве режиссера.

— Мы знаем тебя как харьковского режиссера и актера. И некоторые упускают из внимания тот факт, что для большой, серьезной сцены, не любительской, твоя работа как режиссера началась во Львове.

— Да.

— Если бы не Алексей Коломийцев, ты бы этим начал заниматься, но позже или вообще не задумывался бы? Ведь, когда он тебе предложил, ты не сразу согласился.

— Я думаю, что так или иначе, рано или поздно, но это желание возникло бы. Потому что по сути наши первые 3 спектакля в «Прекрасных цветах», мы сами себе там режиссеры и драматурги, и актеры.

Поэтому режиссерская, такая креаторская работа началась сразу же с возникновением театра. Понятно, что там это была коллективная работа, но какие­то предпосылки я в себе уже ощущал. Работа над «Дракулой» в «Прекрасных Цветах» началась параллельно с работой над «Превращением» в театре Лeси Украинки. Просто пришлось прерваться на «Дракулe» и пойти поставить в театре Леси «Превращение».

Хронологически первая была премьера «Превращение», но работа над «Дракулой» началась раньше.

— И не прекращая выступать в «Прекрасных цветах», следующая твоя режиссерская работа была для Сум. Постановка по «Шинели» Гоголя, причем без слов и с балетом. Ладно Львов, который привык к веянием с Европы, ладно Харьков, где достаточно большая творческая тусовка, эти люди, пусть не все, но более­менее готовы к экспериментам. Как Сумы восприняли достаточно эпатажный спектакль? Они были готовы к твоему творчеству и твоему видению театра?

— Знаешь, мне кажется, что они готовы, но они сами об этом не знают. Почему? Потому что сам спектакль, глядя на себя сегодняшнего, он простой, отчасти даже такой примитивный и иллюстративный.

Вот кстати, Антон Меженин звонит, который худ.рук. в Сумах. Антон, я тебе позже перезвоню…

В чем прелесть, в том, что язык, который мне близок, язык символов, язык телесного высказывания без единого слова — он был воплощен благодаря работе с балетом.

И когда Антон Меженин позвонил и предложил ставить в Сумах спектакль, я сказал хорошо, но буду работать с балетом. Потому что они более физически подкованы. Потому что драматические актеры, хоть я их еще и не видел, но подозревал, что нет, это должен быть балет, что это физика, это пластика. Мы на этом сошлись.

Я познакомился с балетом, это оказались очень классные ребята, которые принимали полностью мои предложения. Сначала для них это было сложно, для них это было дико. Они просто не могли не смотреться, когда мы репетировали, в зеркало, постоянно думать о том, как они выглядят.

Я им сказал: «Пожалуйста, хватит бояться своей некрасоты. Вы не можете быть некрасивы. Вы естественны и этим красивы».

Но школа, по которой их учили — нужно, чтоб рука так, голова так. И мне приходилось чуть ли не завешивать это зеркало, чтобы они не смотрелись в него. Тут поломать было нужно. Поэтому вначале достаточно долго ребята понимали мой язык, чего я от них хочу, но затем мы вышли на общую волну. И они тоже сокреаторы. Они предлагали то или иное решение сцены через свой танец. И получился спектакль, который очень многим зашел.

Но все­таки в Сумах аудитория, наверное, оказалась не совсем подготовленная. Я не знаю, как часто сейчас играется этот спектакль, не каждый раз в месяц. Но мне кажется, что это такой небольшой фейл директорского аппарата. Когда у нас Жолдак появился, это тоже было: «В смысле, это театр? Это вы называете театром?»

— Раньше пытались казаться больше, чем быть. Сейчас просто внешне, а внутри целая вселенная. Происходит тенденция ухода от материального. Ну, мне так кажется, потому что я много в творческой среде общаюсь. Мне хочется думать, что это повсеместное явление. И вот пришло время моего любимого вопроса. Я его задаю абсолютно всем. Ты можешь ответить объективно, так как поработал во Львове плотно, где у тебя уже три спектакля, и работаешь в Харькове. Где сейчас культурная столица Украины?

— Харьков, конечно. Я никогда не перестану это утверждать.

Да простят меня все киевские театральные деятели. Киеву повезло, потому что там больше движения, пиара, там есть инструменты, для того чтобы сделать того или иного театрального деятеля или представителя распиаренным. В Харькове этого меньше, к сожалению. Но я считаю, что здесь происходят очень классные, настоящие вещи.

Я Львов очень люблю, но для себя я там пока не нахожу что­то из театрального движения, что бы меня привлекло. Единственное, что для меня было открытием, это постановка Игоря Белеца «Боженька». Которая, кстати, была представлена на Parade­fest.

В Харькове — да. Киев для меня в этом случае спорный. Опять­таки это дело вкуса и предпочтений, но некоторые спектакли, которые считаются так или иначе какими­то важными, я понимаю, что для меня это не работает.

— Что значит надпись на твоей футболке «В раю искусства не будет»?

— Это мне друзья подарили. Тут много трактовок. Наверное, что в раю будет легче, будет время отдыхать, а не заниматься искусством. Хотя для меня это не только работа. Сейчас громко будет сказано, это моя жизнь.

mykharkov.info