Шельменко-денщик и дефиле – газета «Харьковские известия»

Григорий Квитка — прозаик, драматург, поэт, автор исторических и этнографических очерков, известный как Квитка-Основьяненко (псевдонимы Фалалей Повинухин, Евстратий Мякушкин и др.), родился 29 сентября 1778 года в Харькове, сейчас район Основа, в семье богатого украинского помещика, потомка легендарного основателя Харькова Андрея Квитки. К 30 годам Григорий Федорович был захвачен идеей восстановления «основянского театра». С сезона 1808/1809 года являлся «сочленом» дирекции и актером Харьковского театра, с 1812 по 1816 год — его директором. Литературный дебют Квитки был связан с университетским журналом «Украинский вестник», а в Московский цензурный комитет он направил свои первые пьесы, в которых остроумно высмеивал нравы провинциального дворянства: чинопочитание, страсть к мошенничеству, суеверие, круговую поруку. Например, в комедии «Шельменко-денщик» Квитка противопоставляет «плохим» дворянам неудачливого, но добропорядочного Кондрата Шельменко, делает волостного писаря проповедником «истинной» морали. Простодушие и лукавый юмор неунывающего Шельменко обеспечили комедии успех на провинциальной и столичной сценах… По разным причинам — личным, семейным, общественным незадолго до смерти Квитка вынужден был признать: «Основа так огадилась, что стыдно титуловаться ею, но нечем переменить. Заменить другим прозвищем, например, Бездомный или что-нибудь такое, не годится и не пристало, а собственного имени не хочется ставить»… Однако творчество Квитки, бесспорно, свидетельствует о глубоких связях русской и украинской литератур, их взаимовлиянии и взаимообогащении.

— Спектакль «Шельменко-денщик» по пьесе Григория Квитки-Основьяненко был, есть и, уверен, будет визитной карточкой Харьковского театра украинской драмы им. Шевченко, как «Бесталанная», «Повия», «Сеньор из высшего общества», — говорит бессменный исполнитель роли Шельменко, заслуженный артист Украины, педагог, актер Театра Шевченко Евгений Плаксин. — С 1966 года я играл в нем Шельменко. Кто-то подсчитал, что с моим участием представление повторилось 2222 раза, больше, чем «Турандот» в Театре им. Вахтангова. После премьеры спектакля в нашем театре он не сходил со сцены, чем все поколения труппы, безусловно, гордятся. Первыми исполнителями, которых уже я помню, были прекрасные актеры театра Бондаренко, Василько, Кобзарь, Козаченко. Сам я до 50 лет в денщиках бегал, то есть играл, а вот Присеньки, конечно, вводились и вводились в спектакль, каждая из них должна была быть не хуже предыдущей (далее — шепотом), а хорошо бы и лучше!..

Играли мы эту пьесу очень много, причем и на украинском, и на русском, везде нас прекрасно понимали и принимали. Мы объездили с ней весь большой Союз — от Украины до Средней Азии и даже дальше.

В месяц было не менее 15 выездов, и это не считая представлений в самом театре на родной сцене. Спектакль компактный, неприхотливый в смысле декораций, все мизансцены можно было спокойно представить на двух лавках и в беседке, так что в переездах он был несложен. По этой причине где мы только ни играли, в смысле в каких условиях!..

Сейчас я вам такое расскажу, будете знать, из какого сора растут не только стихи… Так вот, мы играли в клубах райцентров, спортивных залах поселковых и сельских школ, в казармах, заводских цехах, сараях, иных хозяйственных постройках, предназначение которых даже не понимали, но играли. А что делать, если больше негде было, а мы, как настоящие слуги Мельпомены, должны были исполнить свой профессиональный творческий долг?! Случалось, например, двери в клубах подпирались большими лопухами или подсолнухами, когда не хватало мест в зрительном зале, а местные театралы были настолько одержимы желанием попасть на спектакль, что пролазили в строение через окно и оказывались прямо рядом с нами — на сцене. Иногда лавки ставились прямо на кофры, больше не на что было.

И это еще не все. Сейчас начнется натурализм. Не в пьесе замечательного украинского автора-харьковчанина, и не в режиссерской концепции режиссеров-постановщиков, а в том, какие приключения случались с исполнителями во время гастролей. Вот фамилий их только называть не буду…

Однажды мы играли в сельском клубе, в котором по совершенно непонятной причине проектанты или строители задумали оркестровую яму. Причем, чью идею или ГОСТ они взяли за пример, наверное, уже никто не помнит, но яма у них получилась — глубже не бывает, и попадало в нее народу, видимо, немало. Угодил в нее и один из наших коллег. Причем он сам, конечно, этого не ожидал и немного испугался, ушибся, но — играть не перестал! Мы все, находящиеся на сцене, разумеется, ему помогали. Не только тем, что вытаскивали из ямы, главным образом тем, что придумывали и произносили параллельно — и погромче! — с ним реплики, которых не было в пьесе. Но в новой, не предусмотренной автором мизансцене, без них было никак — все, думаю, понимают, насколько цветистым и колоритным был новый текст нашего коллеги, покидавшего не предусмотренную сценографией оркестровую яму!.. Еще один случай был невероятно похож на предыдущий. Только теперь актриса по колено провалилась в выгребную яму. Гастроли же были, повторю, в населенном пункте с удобствами на улице, так что произошедшее вполне объяснимо. Сложности заключались в другом: это случилось во время антракта, какие-то 10—15 минут, и рядом ни душа, ни биде, ни тазика, а спектакль костюмный — в общем, в таком виде, вернее, в облаке такого амбре актриса вернулась на сцену, плотно общаясь со всеми персонажами, и доиграла спектакль. Ну а с новыми авторскими репликами, пока шла от туалета до сцены, она справилась сама, помощь ей не понадобилась… Кстати, дабы подобного не повторилось, в следующем населенном пункте мы рационализировали процесс, и чтобы актрисы в широких юбках не попадали то в одну, то в другую яму, поставили прямо за сценой ведро. Кулис как таковых не было, вместительной сцены тоже, так что мы, артисты на сцене, слышали — простите за подробности, но ведь все живые люди — весь звукоряд, отображающий естественный процесс…

Не могу не сказать и о том, что часто наши сельские зрители были, попросту говоря, после пьянок, поскольку спектакль с настоящими артистами им полагался как награда за перевыполненный план, высокие показатели и достижения, которые действительно были! Ну а мы должны были подождать несколько часов и поздравить в прямом смысле именинников в час или два часа ночи. Случалось, нужно было отыграть спектакль за 45 минут, чтобы не было скандала, поскольку пьянка, поздравление, спектакль и прочее общение никак не должны были помешать нормальному, а точнее, естественному производственному процессу: сначала подоить, накормить, после все убрать, а уж потом — мы. Ой, а однажды в 4 утра после спектакля в Минске хватились, нет главного героя. Слышим, неподалеку гармонь играет, пошли на звук, нашли его, а вокруг опять амбре, но уже другого химического состава, такого, что шофер определил профессиональной фразой «спиртометра не надо». А самое интересное — на дорогу нам еще подарили 2 банки самогона, так что, в конце концов, старший группы сказал, мол, будете, употребляя, кричать, приму меры! Замечательные люди — белорусы, никогда не забуду их прием, заботу, тепло и юмор. Дело, конечно, не в самогоне…

Разве такое забудешь?! Когда отмечали 30-летие спектакля, помню, на сцене выстроились все Присеньки — это, конечно, была картина! Дефиле! Так что спасибо вам за то, что вспомнили о юбилее бессмертного произведения Квитки-Основьяненко, — у меня даже настроение поднялось!