Странник с дирижерской палочкой

Свое музыкальное образование Виталий Данилович начал в местном Доме культуры. Играл на трубе, балалайке — на чем только научили и позволяли играть ребенку, который около оркестра был согласен дневать и ночевать. Потом, окончив в поселке десятилетку, поступил в Харьковское музыкальное училище. «Туда можно было поступить и после восьми классов, получается, я два года терял, — рассказывает Виталий Данилович, — но я согласен был вернуться хоть в первый класс, лишь бы учиться в настоящем музыкальном учебном заведении».

После окончания музучилища юношу пригласили в институт военных дирижеров. «Эх! — восклицает теперь «гражданский» Куценко, — какие бы у меня сейчас были погоны, лампасы, звание и пенсия!.. Но я пренебрег этим заманчивым предложением и направился в Харьковскую консерваторию, зная, что как валторниста меня тут возьмут обязательно…» Так и случилось. Но и этого молодому человеку оказалось мало. По завершении учебы он отправился в Северную столицу и начал все сначала: поступил на первый курс дирижерского факультета Ленинградской консерватории.

—Так и начались. Странник я настоящий. Первое место, куда я попал, переведясь на заочное отделение, — Марийская республика. Там создавался новый музыкальный театр. Сначала пригласили, как и положено, просто показаться, продирижировать, а потом пригласили и на работу. Несмотря на то что я в то время был еще студентом, опыт у меня уже был. Учась в Харьковской консерватории, вместе с Володей Лукашовым мы успели поставить в народном театре, что был тогда в ДК железнодорожников на Котлова, и «Алеко», и «Запорожец за Дунаем». Но главным навыкам дирижерского мастерства я, конечно, научился в Ленинграде. Школа дирижеров там всегда была на высочайшем уровне! И как бы Москва ни хотела присвоить это первенство себе, Санкт-Петербург и поныне остается главной кузницей дирижеров. Ну, по крайней мере, так было в 60‑е годы. В Марийском музыкальном театре я прошел, как говорится, и Крым, и Рим — ставил и оперы, и балеты, но больше — оперетты, так как театр был все-таки музыкальным. А нация марийская необычайно певучая, впоследствии этот музыкальный театр стал театром оперы и балета. И в нем я поставил первый национальный балет, за что был удостоен звания заслуженного деятеля искусств Марийской республики и Государственной премии.

Но творческий человек не может останавливаться на достигнутом, и один знакомый сманил меня в Самарканд — там только что открыли новый оперный театр. Любой дирижер вам скажет, что статус оперного театра выше, чем музыкального. Так что, сами понимаете, я «купился» на это сразу.

—Там такая «каша заваривалась», что в конечном итоге «калым» заплатили мне.

—Да! Дело в том, что театр этот был открыт специально для одного потрясающего, великого музыканта и человека, дирижера и композитора — Мухтара Ашрафи. В свое время он был очень известен. И так получилось, что, работая в Ташкенте, он попал в опалу и сослали его в Самарканд… Так вот специально для него там выстроили огромное здание театра. Но шли там только национальные оперы и балеты.

—Да. Как оказалось, почти что в ссылке оказался и я… Великий опальный музыкант проработал в новом театре два года, потом его опять возлюбили, и он уехал восвояси. А я занял его место. Когда приехал, увидел, что положение в театре катастрофическое. Но городские власти по праву считали театр общенародным достоянием. Собрали бюро обкома, пригласили меня и сказали: «Проси, что хочешь, но театр подними!» «Что хочешь» не в личном плане, конечно, а в творческом. Я не растерялся: пересмотрел состав оркестра, труппы, в общем, театр у меня «подошел», как тесто. Пригласил хороших певцов, музыкантов и очень скоро поставил «Щелкунчик». Со временем этот театр стал настоящим театром оперы и балета, в нем уже шла классика. И по сей день, между прочим, среди бывших советских республик Узбекистан — единственная республика, где два театра оперы и балета: в Ташкенте и в Самарканде. Во всех остальных по одному.

—Ну, Украина в этом смысле на особом положении и заслуженно. Более певучей нации не сыщешь. Даже итальянцы «облизываются», слушая наши голоса.

—Да. Потом — назад, опять поближе к варягам. Отработав два сезона, я попал в столицу Татарстана. А Казань — удивительной культуры город, в том числе и в музыкальном плане. Не случайно именно там, между прочим, появились первые антрепризы. Вообще, статус университетского города уже говорит сам за себя: если в городе есть университет, значит, у него есть свое лицо, культура и т. д. В Казанском театре им. Мусы Джалиля я взял на себя ответственность вспомнить, что там родился Шаляпин, следовательно, именно в этом городе должен быть музыкальный фестиваль, названный его именем. Стал обивать пороги руководителей. Сначала никто не отзывался, но потом нашелся-таки один энтузиаст из бывших комсомольских вожаков и тоже загорелся идеей фестиваля оперного искусства. В 82‑м он состоялся — первый. В этом году ему тридцать лет. Так что я теперь с гордостью говорю о том, что являюсь «первопроходимцем» этого дела, и очень рад тому, что меня туда до сих пор приглашают.

—Нет. Еще не Харьков. По прошествии шести лет работы в Казани мне позвонили по решению Министерства культуры из Томска. После по обычной схеме пригласили и на работу. В течение трех сезонов я руководил там симфоническим оркестром. Но с Украиной, с Харьковом я все время поддерживал связь, потому что очень хотел вернуться — не чужой ведь! И мне помогли. В 85‑м, когда освободилось место в Харьковской филармонии, я вернулся в родной город. Через год мне предложили совмещать работу дирижера с художественным руководством филармонией. А в 96‑м с оперным спектаклем «Травиата» поехал в Мадрид. И Георгий Валентинович Селихов (царствие небесное…) предложил мне: «А не хотели бы вы возглавить оперный театр в качестве главного дирижера?» Я ответил, как женщина: «Надо подумать…» Подумал и с 1 марта 1997 года стал главным дирижером ХАТОБа. Оперы «Турандот», «Чио-Чио-Сан», балеты «Дон-Кихот» и «Жизель», более двух десятков променад-концертов, которые так полюбились харьковчанам, — это все мои детища.

—Да, слово действительно французское, а идея таких концертов принадлежит английскому дирижеру Генри Вуду. Тогда он преследовал одну цель — больше популяризировать современную классическую музыку среди малоимущих слоев населения, привлечь молодежь, студенчество, которому были недоступны цены на билеты в большие концертные залы. Он убирал кресла в залах и музицировал для всех, кто хотел его слушать. В Советском Союзе, пожалуй, только Валерий Гергиев в Мариинке устраивал такие концерты, а в Харькове эту идею подал я, и публике она страшно понравилась. Конечно, у нас это немножко не так: мы не убираем кресла из зала, мы даже оркестровую яму не всегда можем прикрыть. Связано это с финансово-техническими проблемами, но цены на билеты у нас самые что ни на есть доступные. И принцип «променада» тоже сохранен. Мы оправдываем его тем, что совершаем прогулку по музыкальным жанрам и эпохам, по временам, связанным с именами композиторов и солистов. И мы не только балуем публику популярной классической музыкой, но и воспитываем ее, предлагая произведения посерьезнее. Однажды в первом отделении променад-концерта мы исполнили Четвертую симфонию Шостаковича. А она ох какая непопулярная. Я боялся страшно. Отыграли — тишина. Ну все, думаю, провал. И вдруг — шквал аплодисментов, восторга — вот что меня порадовало. Мы уж во втором отделении тогда одни «конфетки» публике преподнесли — Штраус, Чайковский — все самые «шухарные», как я называю, вещи. А вообще, я работаю на полупроводниках…

—Я люблю всякую хорошую музыку, все, что с музыкой связано, и все, что вызывает у меня музыкальные ассоциации. Помню, в Питере мне захотелось побывать на уроке у Ростроповича… Это вообще фантастика! Занятия он устраивал в большом зале, и прийти туда могли все, кто хотел, надо было только спросить разрешения и тихо сидеть, чтобы не мешать… Виолончельная музыка ведь совершенно беспрограммная, но как гениально Ростропович проводит уроки с виолончелистами! Какие богатейшие ассоциации! За всеми, кто это уже сказал, повторю и я: Ростропович — человек настолько эрудированный во всех областях, что эмоциональное, ассоциативное мышление у него колоссальное, поэтому в любой момент он может привести примеры от фрейдовских до неприличных…

—Да нет. Виктюк «перешагнул» Ростроповича. Ростропович более благородно изъясняется, Виктюк — более «в лоб»…

—Прежде всего дирижером нужно родиться. То, что много нужно знать как общеизвестного, так и специального, об этом и говорить нечего. А вот подчинить своей воле массу людей, чтоб они играли так, как нужно, а не так, как им хочется, — поверьте мне, это не очень легко. Тем более что дирижеры и музыканты теоретически стоят прямо на противоположных позициях. И очень-очень часто дирижеров не любят. Знаете, почему? Потому что те диктуют свою волю. А кто-то из музыкантов, может быть, несостоявшийся дирижер, хочет играть ина-че — ну и сразу в штыки… Но еще Рихард Штраус говорил: «Уже по тому, как новый дирижер взошел и встал за пульт, видно, кто кем будет руководить: он оркестром или оркестр им».

—На это трудно ответить… Наверное, должно быть что-то незаметное для окружающих. Как бы неожиданное. И воля, конечно, воля! Ведь дирижер на итальянском — «кондактер», это кондуктор, управляющий, начальник, а ведь не каждый может быть начальником. Я помню, Константин Семенов, народный артист СССР, во время своего дебюта в Мариинке с Володей Атлантовым, выйдя к оркестру, так сдвинул брови, что его было не узнать. Но он так и не раздвинул их до конца «Пиковой дамы» — вот так… Так что, наверное, нужно обладать магнетизмом или… гипнозом…

—Да, да, да! Именно! Это верно, как Каа в «Маугли»! Но ведь это тоже Фрейд.

—…Смотря как ее сформулировать. Но главное, мне кажется, как минимум об этой мечте нужно хоть кому-нибудь рассказать, поделиться. Вот как я сейчас, хотите, расскажу вам о своей мечте?

—Случай, как говорится, редкий, но почему бы и нет?.. Я, например, очень хочу в Харькове тоже организовать какой-нибудь музыкальный фестиваль, как это у меня получилось в Казани. Причем это не стало бы помехой фестивалю Шульженко, Дунаевского, конкурсу Крайнева. У нас и Гмыря учился, да много кто — организовать бы только! Представляете: отремонтированный большой фонтан «Каскад», что спускается из Сада Шевченко на Клочковскую, сбоку можно было бы устроить пластиковые сиденья для публики, а внизу, у воды, располагался бы оркестр…

—Да причем тут Баден-Баден?! В Харькове! И проводить там можно было бы не только симфонические концерты, но и эстрадные, и спектакли также — балетные, оперные, шоу, что угодно. Если будет все прилично обустроено и технически продумано — начинить мы найдем чем. Или другая идея. Вот в Санкт-Петербурге есть уже традиционный фестиваль «Театральная площадь»…

—…Да. Так почему бы в Харькове не сделать фестиваль «Зеркальная струя»? Чтобы оживить музыкальную жизнь города летом? Ведь все есть: вход в ХНАТОБ со стороны Сумской — фактически готовая сцена, беседка «Зеркальной струи» — напротив. Конечно, нужно будет перекрывать движение транспорта. Но ведь за границей это делают! Устраивают такие представления!