В 70–80‑е не было, пожалуй, в Советском Союзе писателя-сатирика и драматурга популярнее, чем он. Удивительная вещь: один из самых диссидентствующих советских литераторов сумел в годы застоя сделать впечатляющую карьеру. Возможно, причина в том, что против горинской иронии даже цензура и партийные боссы боялись идти в открытую — просто не хотели выглядеть смешными и жалкими. Правда, потом те же чиновники удивлялись той бурной реакции зрителей, которую вызывали горинские произведения.
Предопределение
Григорий Израилевич Горин родился 12 марта 1940 года в Москве. При рождении получил фамилию Офштейн. Его отец Израиль Абелевич был военнослужащим в звании подполковника, участником Великой Отечественной войны. Мать работала врачом скорой помощи.
В автобиографии Горин так поведал о факте своего рождения: «Насколько мне не изменяет память, я родился в Москве 12 марта 1940 года ровно в двенадцать часов дня. Именно в полдень по радио начали передавать правительственное сообщение о заключении мира в войне с Финляндией. Это известие вызвало, естественно, огромную радость в родовой палате. Акушерки и врачи возликовали, и некоторые даже бросились танцевать. Роженицы, у которых мужья были в армии, позабыв про боль, смеялись и аплодировали. И тут появился я. И отчаянно стал кричать…Не скажу, что помню эту сцену в деталях, но то странное чувство, когда ты орешь, а вокруг все смеются, вошло в подсознание и, думаю, в какой-то мере определило мою судьбу».
С самого детства у Григория проявлялся интерес к литературе, в семь лет он начал писать стихи. Учась в школе, начал писать рассказы, сценки, фельетоны на школьные темы.
В девять лет руководитель литературного кружка, в который ходил Григорий, привела его к Самуилу Яковлевичу Маршаку. Поэт послушал стихи маленького Гриши и вынес вердикт: «Мальчику надо писать. Он поразительно улавливает все штампы нашей пропаганды. Это ему пригодится. Если поумнеет — станет сатириком! — и, вздохнув, добавил: — Впрочем, если станет, то, значит, поумнеет не до конца». Эта знаменательная встреча с Маршаком, наверное, определила дальнейшую судьбу Горина. Однако «просто быть сатириком» ему не хотелось. По признанию Григория Израилевича: «Недостатки общества от моей борьбы с ними только множились».
«Антон Павлович Чехов писал: «Медицина — моя жена. Литература — моя любовница». Я тоже долго метался между этими двумя дамами сердца, пока не возникли новые увлечения мужского и среднего рода — Театр и Кино! Эта компания завладела мной полностью, не оставляя времени ни на рассказы, ни на то, чтобы лечить других, ни на то, чтобы лечиться самому».
Григорий Горин
Начало пути
Родители выбрали Григорию правильную профессию. Он поступил в Первый медицинский институт. Затем работал врачом скорой помощи. О своей профессии Горин говорил, горько иронизируя, что советский врач является уникальнейшим специалистом в мире, поскольку может оперировать без инструментов, лечить без лекарств и протезировать без материалов.
Еще во время учебы в меде увлекся КВНом. Написание скетчей для команды института естественным образом переросло в попытки создать нечто большее по объему и смыслу.
Потом какое-то время работал в журнале «Юность», где заведовал отделом юмора и был ведущим популярной рубрики под псевдонимом Галки Галкиной. Там он и познакомился со своим будущим соавтором Аркадием Аркановым.
Виктор Славкин, драматург и близкий друг Григория Горина, рассказывал: «Мы группировались вокруг журнала «Юность», и там все познакомились: Арканов, Горин, я. Гриша был самым оптимистичным и веселым. Он нас корил за то, что мы жалуемся, мол, у нас «не пишется». Говорил: «Садись с утра, начинай писать, и все поедет!» И он рано перешел от юмористики к рассказам, в которых есть психологический момент».
В 1963 году он взял псевдоним «Горин» — от фамилии матери (Горинская). Товарищи по писательскому цеху придумали расшифровку псевдонима: Гриша Офштейн Решил Изменить Национальность.
В 1966 году Горин и Арканов написали комедию «На всю Европу», а к 1970 году у Горина уже вышло несколько книг — сборников пьес и рассказов, и он решил полностью посвятить себя литературе.
Ленком
1968 год. В Московском театре сатиры — невиданные аншлаги. Очереди в театральные кассы занимают с самого раннего утра. Причина такого ажиотажа — новый спектакль «Банкет», поставленный молодым режиссером Марком Захаровым по пьесе Григория Горина и Аркадия Арканова. Успех постановки был феерическим. Но, увы, недолгим. Отыграли только восемь спектаклей, а потом «очнулась» цензура. Удивительно, как этот умный и острый спектакль вообще был разрешен чиновниками к постановке! От министра культуры, всемогущей Екатерины Фурцевой, досталось всем — и Захарову, и худруку театра Плучеку, и актерам, и, конечно же, авторам — Горину и Арканову.
Ленком — главная страница в жизни Григория Горина, которой он отдал почти 25 лет.
Этот театр, по сути, и начался-то с пьесы Григория Горина «Страсти по Тилю». Марк Захаров долго думал, как предложить Горину (а автором пьесы он видел только его) взяться за этот сюжет. Но Горин даже не стал слушать его доводов — он просто сел за печатную машинку, заправил чистый лист и напечатал: «Григорий Горин. Страсти по Тилю. Шутовская комедия в 2‑х частях». Первая часть была написана моментально. Захаров тут же решил, что можно уже шить костюмы и строить декорации для будущего спектакля. Весной 1974 года театр уехал на гастроли в Ленинград. Горин поехал вместе с Захаровым. Поселился в гостинице в соседнем номере и неустанно писал продолжение на пишущей машинке.
Без вмешательства цензуры не обошлось и в этот раз. Не найдя, к чему придраться в самом спектакле, придрались к его названию. Слово «страсти» — убрать. Никто от этого особенно не пострадал, короткое «Тиль» тоже звучало неплохо. А страсти все же остались — на сцене.
Так началось их длительное и серьезное сотрудничество.
Своей лучшей пьесой он считал «Поминальную молитву», сделанную по мотивам «Тевье‑молочник» Шолом Алейхема, где рассуждал о Боге, о жизни и смерти. «Пьеса появилась в тот момент, — говорил Горин в одном из интервью, — когда страсти по национальному вопросу обострились до такой степени, что получилось, будто мы специально сделали спектакль, чтобы осмыслить выселение евреев в начале века, разделение деревень на русские, украинские, еврейские. А главную роль — Тевье — играл абсолютно русский человек, Евгений Павлович Леонов, который надевал кепку и говорил: «Вот сейчас я стану евреем», а потом его гонят — и это рождало не этнографический спектакль, а иное. Причем актеры играли без характерных еврейских интонаций, акцента и бород. На сцене было два настоящих хора — русской православной церкви и синагоги. И от этого звучала настоящая боль двух народов, и — Бог, к которому они стремятся. Потому что, как говорится, Бог един, только дороги к нему разные. И бессмысленность того, что людей разделяют по крови. Зал плакал и приходил в отчаяние».
Цитатник
«Тот самый Мюнхгаузен»:
1. Мы были искренни в своих заблуждениях!
2. Ну не меняться же мне из-за каждого идиота!
3. Я не боялся казаться смешным.
Это не каждый может себе позволить.
4. Неужели обязательно нужно убить человека, чтобы понять, что он живой?
5. Это не мои приключения, это не моя жизнь! Она приглажена, причесана, напудрена и кастрирована!
6. Сначала намечались торжества, потом аресты; потом решили совместить.
«Формула любви»:
1. Сердце подвластно разуму, чувства подвластны сердцу, разум подвластен чувствам. Круг замкнулся, с разума начали, разумом кончили.
2. — Хорошо-то как, Машенька!
—Я не Машенька.
—Все равно хорошо.
3. Человек хочет быть обманутым, запомни это.
4. — А потом вас там публично выпорют, как бродяг, и отправят в Сибирь убирать снег!
—Весь?
5. — … На что жалуемся?
—На голову жалуется.
—Это хорошо. Легкие дышат, сердце стучит.
—А голова?
—А голова — предмет темный, исследованию не подлежит.
Работы в кино
Нет, наверное, человека, который не видел бы фильмов, созданных Захаровым и Гориным. Эти киношедевры всегда становились культурным событием. Остроумные и зрелищные фильмы — «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви» и другие — полны тонкого иносказания и мировоззренческой глубины. Вышедшая на экраны в начале перестройки кинопритча «Убить дракона» аллегорически выразила живучесть зловещей, лицемерно маскирующейся под невинность, энергии зла.
В соавторстве с Эльдаром Рязановым Горин в 1978 году написал сценарий к фильму «О бедном гусаре замолвите слово». Текст о царившей в сороковых годах девятнадцатого века темной атмосфере провокаций, доносов, подлости полиции тайного ведомства недвусмысленно намекал на ситуацию, сложившуюся к концу семидесятых годов двадцатого столетия. Цензура всласть «покромсала» сценарий фильма, вышедшего на экраны страны только год спустя.
Всего в горинской киноколлекции около двадцати прекрасных экранизаций.
Гришина Любовь
Со своей будущей женой Любовью Кереселидзе Горин познакомился в Театре Сатиры во время просмотра нового западного фильма. После сеанса он проводил ее домой. А через год они поженились и на протяжении более 30 лет никогда не расставались. «Гришина Любовь» — так называли друзья семьи супругу Григория Израилевича. Она работала редактором, и на ней он «проверял свои шутки и остроты».
Как-то у Григория Израилевича поинтересовались: верит ли он в любовь с первого взгляда. Он ответил, не задумываясь: «Да, верю… Вот сидит женщина, моя любовь, зовут ее Любовь Павловна Горина…»
«Сейчас, с наличием буддийских представлений, можно выяснить через специальные гороскопы, да и просто по ощущениям, кем ты был в прошлой жизни. Я в прошлой жизни, как выяснилось, был женщиной — так мне сказали, почему-то грузинской. Поэтому, может, я и женился на грузинской женщине Любе — потому что меня тянет к горам, где я был в прошлой жизни бабушкой — почему-то себя вспоминаю… Я это описал в «Свифте» — можно эти эксперименты делать очень просто: надо закрыть глаза и начать двигаться в обратном направлении, к внутриутробной жизни: вот тебе 40 лет, 20, 10, 5…».
* * *
Только заслышав о болезни кого-то из друзей, Григорий Израилевич моментально отправлял их к врачам или в больницу. Говорил, что он, как врач, знает, что со здоровьем шутить не стоит. Вот только — горькая ирония — о своем здоровье он не заботился. Никогда не жаловался на самочувствие, всегда отмахивался от недуга и отшучивался от уговоров относиться к себе внимательнее.
15 июня 2000 года сердце Григория Горина остановилось. Обширный инфаркт… Эта новость застигла врасплох, она буквально раздавила… На панихиде Марк Захаров произнес: «Шуты не умирают, или они умирают так неожиданно, так страшно».
В своих интервью сам Горин говорил, что не боится смерти, что ее просто нет до тех пор, пока живы воспоминания о человеке: «При нынешних способах сохранения человека в памяти смерти нет, она перестала быть реальностью. Поэтому не будем ее бояться, будем жить весело».
Подготовила Виктория СЕРГЕЕВА