В диалоге с Вильямом Шекспиром и Вуди Алленом

Уже сам выбранный режиссером Степаном Пасечником материал во многом удивил постоянных зрителей его театра, хотя, судя по аншлагам и добавочным спектаклям, уже пришелся ко двору и по вкусу публике. Неожиданность заключается в том, что театр Степана и Светланы Пасечник всегда ассоциировался с произведениями И. Франко, Леси Украинки, Т. Шевченко, М. МакДонаха, М. Вишнека. Однако в последние годы авторский коллектив уверенно вступил на территорию комедии. Новая работа театра — по мотивам фильма Вуди Аллена «Сексуальная комедия в летнюю ночь» (1982 год выпуска на экран). Надо ли говорить, что в Украине это произведение поставлено только в театре Степана Пасечника (на просторах ближнего зарубежья спектакли по «Секс-комеди…» идут в Эстонии и в России)? Как обычно, выбирая эксклюзивный материал к постановке, Пасечник сам же выступает и автором украинского перевода текста.

Как говорил Дж. Джойс, «любишь меня — люби и мой зонтик». Это выражение гениального писателя пришло на память в связи с тем, что спектакль «Экс-комеди…» не понять не только без знакомства с картиной Вуди Аллена, но и без изначальных представлений о «Сне в летнюю ночь» Шекспира. Кроме того, сам Аллен был даже дважды не оригинален, придумав сценарий «Секс-комеди…»: кроме драматурга всех времен и народов его вдохновлял и более ранний фильм Ингмара Бергмана «Улыбки летней ночи».

Потому-то С. Пасечник и не стал менять время действия по сценарию — начало прошлого столетия. Вместе со временем в его спектакль вошла красота: мир усадьбы, милое сердцу элегантное ретро костюмов, очки авиатора, сачок для ловли бабочек, винтажный фотоаппарат на треноге…

В новом спектакле сделала важный шаг в своем развитии Екатерина Бакай. Конечно, эффектные белоснежные одеяния, головные уборы и прически дочери видного политика Ариэль, подчеркивающие фактурные достоинства Е. Бакай, снова провоцируют актрису на уже присущие ей в других ролях интонации, пластику и мимику «героини». Однако суть роли трагикомична: пускай даже в Ариэль влюблены все трое мужчин — герои этого спектакля, но все же сама она порядком потеряна, комично дезориентирована перед проблемой выбора своей судьбы. Благодаря этому у актрисы появляется такая долгожданная и полезная для нее возможность не отождествлять себя с образом напрямую, а иронизировать над своим персонажем вместе со зрителями.

Трио мужчин, борющихся за одну женщину, в спектакле образует три поколения актеров театра. Самого старшего из них — писателя Леопольда играет сам Степан Пасечник. В отличие от фильма Вуди Аллена, где Леопольд — совсем не пара Ариэль, поскольку уж очень стар, Пасечник делает акцент не на разнице в возрасте, а на теме, которую можно было бы сформулировать «любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь». Приезжая вместе с невестой на уикенд к сестре, Леопольд именно тут влюбляется в юную Далси, словно комический Фауст, обретая в объятиях новоявленной Гретхен свою суть и предназначение. Образ Лео у Пасечника соединяет в себе полярность: пафос романтика, восхищающегося и буквально заставляющего восхищаться зал высокой поэзией и полное разоблачение такого имиджа — Леопольд неверен Ариэль. Степан Пасечник играет Лео контрастно, ярко. От него трудно оторвать глаза в начале второго акта (Леопольд на ужине — в смокинге и с бокалом вина в руке), но, вместе с тем, этот персонаж перманентно смешон своими «обрывами» в психологию «дикаря». Даже смерть Леопольда в постановке совсем не трагична, наоборот — это акт высокой буффонады. Именно Лео, ставший в раю «диким ангелом», благословляет на счастье всех героев спектакля. Уже на поклоне комичный немолодой Амур с крылышками за спиной и с всклокоченными вихрами посылает в сердца каждого из героев «кровоточащие» стрелы.

К слову, у Пасечника в спектакле, как обычно, идеально «играет» реквизит — те же лук, дартс и стрелы варьируются по ходу действия постоянно. В символичный дартс играет Далси, повергая пуритански воспитанную Адриану и заскучавшую Ариэль в ужас своей любвеобильностью и раскованным поведением с мужчинами; именно с луком наперевес (хотя и в пижаме!) крадется охотник на соперника Леопольд; не то вследствие меткости Леопольда, не то от «стрелы» взгляда Ариэль оказывается намертво раненным в сердце Максвелл.

Последнего играет Сергей Москаленко. Можно сказать, что любвеобильный хирург Максвелл — родной брат героев Москаленко в комедиях «Ужин для дурака» и «Муж моей жены». Москаленко, как всегда, органичен, «заводит» сценическое действие с пол-оборота, обаятельно и напористо общается с млеющими от его реприз и импровизаций зрителями в первых рядах зала, однако — актерского откровения на сей раз не последовало. Популярный формат оборачивается для актера самотиражированием. Третий друг-соперник — Эндрю — достался самому молодому в мужском ансамбле театра Владимиру Дидуру. Понятно, что если в фильме героя играл сам Вуди Аллен, то в спектакле нужно было искать принципиально другой ход в линии этого главного персонажа. И он был найден — Эндрю-Дидур — абсолютно состоятельный молодой мужчина, несчастье которого, впрочем, в том, что рядом с ним не та женщина, он — закомплексованный изобретатель, угнетенный комплексом вины перед своей женой за добрачный роман с Ариэль. Роль, как и правила игры в спектакле в целом, потребовала от В. Дидура выполнения сложной задачи: проростить органически психологический характер своего Эндрю за эксцентрической «маской» мизансцен и самого его внутреннего сексуального конфликта — конфликта, в сценическом освещении очень провокационного. Понимая всю сложность такой задачи, способный молодой актер не во всем еще ее реализует. На фоне опытнейших партнеров по спектаклю он диссонирует прямолинейностью мимики, иллюстрацией чувств. Такая проблема особенно заметна в дуэте В. Дидура с Ириной Усенко — актрисой, которая всегда осмысленно и непосредственно свежо несет в своих образах метод театра «Post Scriptum». Ее Адриана — мученица нервозных мигреней и самоугрызений на почве неудачной сексуальной жизни — сыграна без нажима, с большой культурой и с четким ощущением сценичной перспективы образа. Правы те, кто говорят, что нет ничего страшней сорвавшегося интеллигента. Оказывается, во всей этой «сексуальной комедии» нет большего «маньяка», чем синий чулок Адриана. Точно так же, как и В. Дидур, в этом спектакле небанального жанра пока еще не во всем диапазоне играет Яна Колий. Ее персонаж — взбалмошная и непосредственная до аморальности «оторва» медсестра Далси. Актерское приспособление, перманентно будоражащее зрителей — пронзительный визг удовольствия (узнавание чего-то / кого-то), которым Далси в самые неожиданные моменты потрясает чинно-благородную жизнь отдыхающих. Далси-раскованная актрисе явно близка и удалась. Но вот что делать с Далси-влюбленной? С Далси, ошарашенной встречей с Лео, как с учителем своей новой жизненной философии? Эта ипостась пока что у молодой актрисы выглядит болем декларативно.

Если фильм В. Аллена решен в психологической и обстоятельно бытовой манере, то спектакль С. Пасечника — лирическая комедия, сказка для взрослых, в финале которой светло и окрыляюще звучит пожелание уже не только героям, но и всем зрителям — быть счастливыми! Может быть, потому театр и ушел от «кассового» названия фильма Аллена к его парафразу — «Экс-комеди…». Иными словами, казавшееся или бывшее комедией, на поверку оказалось чем-то другим, большим? Жанру сказки так идет пространственно-образное решение спектакля. Сценография Яны Колий создает образ леса из белого ажура и чащи — из диковинных цветов, чашечки которых под светом софитов искрятся мириадами росинок-бриллиантов и пускают свои лучики в зал. Когда же в финале спектакля засвечиваются магическим светом стволы кружевных деревьев, хочется именно их восхищенно назвать «латерна магика» — волшебными фонарями! Несмотря на то что собственно латерна магика в «Экс-комеди…» изображают специальный шар (он же — Луна) и проекции теней влюбленных в окошке на втором этаже декорации. Новый, экспериментальный в истории коллектива спектакль рассчитан на доверительно малое количество зрителей в зале. Ведь театру так важно не только «захватить», «прокричать», «проэмоционировать» зрителям свою нетипичную комедию, но и — что особенно важно — «прошептать» им ее на ушко, заглянуть зрителю в глаза и даже доверительно обыграть кого-то из публики как часть «флоры и фауны» сказочно лесного мира спектакля. Ведь именно тогда зрители чувствуют себя так бездумно и счастливо, как те мотыльки, на которых, напряженно подкрадываясь из глубины сцены к первому ряду, охотятся с сачком все безумно влюбленные персонажи спектакля.