Вячеслав Гиндин: Мазаных одной краской играть не люблю
В сериалах с высоким рейтингом снимаются не только столичные актеры, например: Коровьев, мистер Хиггинс, Мекки Нож, Остап Бендер (список можно продолжать), – в общем, Вячеслав Гиндин, актер Харьковского государственного академического театра кукол им. В.А. Афанасьева. Кстати, обратите внимание на то, что свой, харьковский актер, может рассказать о том, о чем заезжая звезда, как правило, молчит. Может быть, потому что актер – земляк, а, может быть, потому что своим всегда доверяет…
– Итак, Слава, когда и как вы попали в оборот к Его Величеству Случаю, что оказались на съемочной площадке рядом с мегазвездами театра, кино и телевидения?
– Если не считать различных ЧИЗовских проектов (хотя это тоже большой опыт работы в игровом кино), которые крутили по всей Украине, то это участие в съемках ленты «УВД», – фильма, который снимала Валентина Чичкун. Сие первое харьковское произведение в таком жанре прошло не очень заметно. Но какой-то резонанс фильм все-таки произвел, потому что через несколько лет Валя принялась за второй фильм. Вот он уже нашумел, – его купила Россия. Правда, Питер фильм немного переделал по своему лекалу и назвал «Высшая мера», и уже в таком виде его много крутили по кабельным каналам. И снимались в нем, кроме харьковчан, уже и Гурчено, и Садальский, и Бычков. Это и был мой первый многосерийный опыт, случился он в начале века. Потом я был занят в Парфеновских фильмах «Безумие» (Игорь Парфенов – харьковский режиссер. – Т.Н.) и «Исповедь дьявола», где у меня тоже есть небольшая роль.
– Слава, сейчас вас можно увидеть еще на украинском телеканале «Гумор» и в «Большой разнице» как в российской, так и в украинской версиях. А в Харькове снимаетесь?
– К сожалению, в Харькове, на мой взгляд, ничего толкового в ближайшее время не будет. Потому что в этом смысле мне сейчас он представляется некой мертвой зоной, которую используют исключительно… Вот, скажем, москвичи город используют, когда им для съемок нужен дешевый плацдарм: красивая площадь, архитектура начала века и соцконструктивизма, массовка, потому что это все здесь несоизмеримо дешевле, чем в Киеве даже, не говоря уж о самой Москве. Но так чтобы здесь появились свои кинорежиссеры, я говорю о профессионалах, чтобы здесь появились какие-то художественные фильмы, снятые не заезжими временщиками, а своими, родными в этом деле мастерами… Не знаю, не знаю. Тут такова тенденция, что как только человек становится на ноги, Харькову он сразу становится не нужным. Я не скажу сейчас, что Украине в целом – не знаю, не берусь судить, но, в принципе, очень много случаев на моей памяти, и среди моих знакомых тоже, когда люди, начиная чего-то достигать в профессии, понимают, что должны отсюда уезжать. Во-первых, потому, как чувствуют, что они здесь не нужны, а во-вторых, для того, чтобы совершенствоваться, они не имеют того простора, широты и высоты, необходимых для творчества. К сожалению, Харьков весьма провинциальный город, весьма. Нужно это признать и не подходить к нему с точки зрения первой столицы, оставить в стороне все эти красивые словеса о большом театральном городе и т. д. Знаете, как сказал один театральный критик, что если судить о Харькове по количеству театров, то да, он – большой театральный город, но хотелось бы говорить не о количестве театров, а об их качестве, понимаете? Поэтому разговор должен быть вокруг этого, вокруг вечной проблемы провинции и месте творческого человека в ней.
– Серьезный поворот в беседе. А мы можем сейчас часть этой вечной проблемы рассмотреть сквозь призму недавнего прошлого киножизни в провинции одного конкретного творческого человека – вас?
– Вот это да! А я думал, только мы, артисты, можем мастерски выкрутиться и уйти от ответа.
– От ответа, может быть, и да, но от вопроса, особенно если он готов и вертится на языке, никогда. Тем более, не я даю интервью…
– Понял. (Смеется.) Сдаюсь. Итак, следующий опус «Зверь», в котором я задействован, был снят на материале настоящих харьковских резонансных криминальных дел. Для его создания киевскими кинематографистами была предпринята претенциозная попытка снять художественно-документальный фильм, где игра актеров, которые разыгрывали эти не придуманные ситуации, перемежалась бы с различными документальными выступлениями непосредственных участников событий. По форме так и вышло, но по результату получилось, как говорят в соответствии с киношным понятием, трэшевым материалом, оказавшимся даже не для домашнего видео. Там было очень большое количество ляпов, на которые просто закрыли глаза почему-то. Но, тем не менее, сие считается телевизионным художественным фильмом в двух или трех сериях, уже не помню (Усмехается.) Лучше я вам расскажу историю о том, как это все с самого начала происходило.
Однажды после спектакля «Мастер и Маргарита» у нас в театре нарисовалась такая тетенька и произнесла слова, знакомые каждому артисту и не артисту тоже, магические слова: «Здравствуйте, я – ассистент режиссера из Киева. Мы в Харькове будем снимать кино. Я смотрела сейчас спектакль, с точки зрения кастинга, и вы, вы, и вы – показала пальцем – обязательно должны прийти завтра в гостиницу по такому-то адресу». Случай классический. В гостиницу мы пришли. С нами провели беседу без всяких проб. Выразительно показав на меня пальцем, сказали: «Вы будете главным героем. Правда, у нас были сомнения, насчет того, главным героем вы будете или главным злодеем, но сейчас мы уже склонились к тому, что вы будете главным героем». Ну, что сказать, амплуа мне несвойственное в принципе: социально положительный тип, а тут еще нужно создать канонический образ хорошего милиционера. И дело не в том, что в этом случае они не попали со мной в нужный образ, а в том, что я чувствовал себя не в своей тарелке, и, очевидно, мои чувства отобразились на экране. Например, когда я в кадре вел допросы, а передо мной сидели ведущие мастера харьковских театров – грамотные дяденьки в возрасте, это было очень забавно. (Смеется.) По выходу фильма на экран мы устроили в театре публичный просмотр, и мне стало безумно стыдно, я был красным как рак, прятал глаза, мне хотелось куда-нибудь скрыться. Посему этот опыт у меня оказался отрицательным, хотя, говорят, отрицательного опыта не бывает, но все же я перед ним ставлю знак минус в моей биографии.
После этого был «Присяжный поверенный». К нему меня привели нити, которые тянулись еще от «УВД». Когда он снимался, на картине работали два продюсера, один из них впоследствии переехал в Киев. Помня меня как актера, он пригласил меня на одну из ролей в новую картину, где главного персонажа играл Дима Орлов – московский актер. На этих съемках мы познакомились, а после тепло расстались, став уже хорошими друзьями. По прошествии небольшого отрезка времени меня пригласил к работе тот же продюсер, где режиссером был уже сам Дима Орлов. Это фильм «Чартер», который стал дебютом Орлова как режиссера, где мы с ним снова встретились, но уже не как партнеры, а я оказался у него в подчинении. В результате сейчас для меня «Чартер» – это приятные воспоминания. Фильм – настоящее кино! Не сериал, а съемки с настоящей киноэкспедицией. Я уехал в Минск и жил там целый месяц. Лента стала довольно известной. В России вышли ее копии на диске, а у нас только пиратские в сборниках «Новое российское кино». Работа в этом фильме стала для меня действительно опытом! Я почувствовал себя артистом, который снимается в настоящем кино. Правда, говорят, к нему есть некоторые претензии, но есть и такие отклики, при которых люди не скрывают слез, рассказывая, как сами или их близкие оказались в подобной ситуации: когда чуть не упал пассажирский самолет, и спаслись пассажиры только чудом. Фильм задел за живое.
А работать в этой картине было чрезвычайно интересно. В ней был выписан характер: этакий подлец, в котором к концу фильма что-то хорошее все-таки проявляется. Не просто ходульный образ или одна краска, – это уже интересно играть. Следующий бесспорный плюс – партнерство с Гостюхиным. В очередной раз убеждаюсь в том, что чем выше класс актера как профессионала, тем он интереснее как человек. Я не встречал ни одного замечательного актера, который бы оказался дрянным, тяжелым или пораженным звездной болезнью человеком. Такой же Джигарханян, – уникальный, мудрейший, какой-то кладезь человеческой теплоты, добра и света. Так же произошло и с Гостюхиным, он оказался потрясающе контактным человеком, подсказывал какие-то вещи, с ним было всегда легко. Обычно ведь всегда есть момент зажима, когда в первый раз выходишь на съемочную площадку и оказываешься рядом со звездой. Здесь этого не было напрочь! Как будто мы сто лет знакомы. Просто Владимир Васильевич – мировой дядька, в результате все мои страхи и сомнения отпали. Еще этому способствовала компания москвичей: Никита Солопин, Наташа Вентилова, актеры, с которыми мы ранее встречались на съемочных площадках. Очень приятно было снова встретиться с уже знакомой и проверенной командой. Это очень важно, когда хороший актерский ансамбль не распадается, а существует и переходит из фильма в фильм, из спектакля в спектакль.
– Слава, ответьте, пожалуйста, на банальный вопрос: кого легче играть, негодяя или душку?
– Скажу так: врут те актеры, которые рассказывают, как они работают над образом. По себе знаю, что все делаемое нами, это какие-то сложные и тонкие химические соединения, о которых словами, или как теперь говорят, вербально поведать миру невозможно. Кому-то князя Мышкина легче играть, чем современного социального героя. С другой стороны, это все очень тонко, индивидуально и необъяснимо. Мне, например, очень положительных, мазанных одной краской персонажей играть не нравится, не интересно. А интересно играть развитие характера, словом, какие-то события, когда человека выворачивает его судьба.
– А каким режиссером оказался Дима Орлов?
– Однажды мы сидели в вагончике и пили чай, пока на площадке работали осветители. Обстановка была неформальной, и он доверительно рассказал мне, что занимается сейчас тем, чем хотел бы заниматься изначально. То есть признался в том, что актерство привлекало его всегда в меньшей степени, чем возможность реализации себя как режиссера. Могу сказать одно: парень бесконечно начитанный, знающий свое дело, которому нужен только профессиональный опыт. Ситуацию, обозначенную Джигарханяном как: «Пойдем, дадим стране метраж!» он знает назубок, у него в голове все расписано и выстроено. И, признаюсь, в этой ипостаси Дима мне по душе гораздо ближе, чем в актерской. Потому что, откровенно говоря, не боясь обидеть Диму, сыгранное им я сейчас могу увидеть на экране в исполнении кого угодно, а если ему сейчас дать карт-бланш как режиссеру, то, мне кажется, мы могли бы в ближайшее время получить очень интересного представителя этой профессии.
– И последний антисуеверный вопрос: как географически далеко простираются ваши творческие планы?
– Мои творческие планы простираются очень далеко, за горизонт. Главное только, чтобы они совпали с планами тех, от кого зависят.