Владимир Гостюхин. О работе, о правде, о православии…

Фильмы с его участием не сходят с экранов самых рейтинговых телеканалов, а он в течение вот уже нескольких лет почти безвылазно в Украине, да еще в самом смачном ее месте — в Крыму!..

—К сожалению, у меня нет времени на друзей. По работе, конечно. Но у Черного моря я за свою, так сказать, съемочную жизнь побывал не только на Крымском побережье. Помню, начало фильма «Белый ворон» мы снимали в Геленджике, «Прикованный» — тоже в Краснодарском крае, но у берегов Крыма, да, чаще. Началось, все, кажется, с Евпатории, причем, там закончились для меня съемки одного фильма — «Хождение по мукам», и там же я получил известие о том, что могу сыграть и в другом — «Восхождение». А со съемками, да, посетил и Ялту, и Алупку, и Коктебель.

—А почему именно с этого?

—Дело в том, что я снимался в тех сериях, которые являются как бы продолжением, собственно, сериала «Смерш» — «Смерть шпионам». Называется она «Смерш-2». Так что всего, наверное, не расскажу, а снимали мы их, действительно, в этих городах. Предполагался выход восьми серий, сколько получилось, разумеется, не знаю, не смотрел. Ставила картину Анна Гресь, режиссер молодой, но, насколько мне известно, уже заявивший о себе интересными работами. Фильм посвящен событиям, которые происходят вокруг созыва Ялтинской конференции в 1944 году. Тогда, как вы знаете, немцы делали все, что только могли, чтобы сорвать эту конференцию, ну а СМЕРШ, конечно, боролся с ними. В общем, в художественной картине показана непримиримая борьба советской контрразведки с немецкой контрразведкой.

—Честно говоря, сценарий на точное соответствие историческим фактам я не проверял, но на предложенных мне бумажных листах ничего фантастического, вернее даже сказать, фантазийного я не увидел. Было другое: действительно, постановщиками по сюжету были задуманы и, главное, грамотно осуществлены этакие мистические моменты. Тем, кто не с начала или от случая к случаю смотрел эту часть сериала, могут показаться несерьезными, надуманными и даже какими-то игривыми — не знаю уж, насколько это определение подходит теме беседы, — мизансцены, когда: то умершая старуха с помощью старых разорванных бус оказывает на окружающих невидимое влияние; то начальник узла связи, молодой парень, в прямом смысле слова все время плачет и чего-то боится (да еще которого играет уморительный в телешоу артист Олешко); то другие молодые бойцы внезапно, вдруг, практически на глазах у всех гибнут, непонятно от чего. Да и мой персонаж — комендант Коктебеля, нестарый военный, прошедший почти всю войну и доживший до весны 1944 года, правда, оставшийся без руки, по неизвестной причине все время в какой-то прострации находится: то тоска у него, то любовь, то болезнь, то внезапное прозрение, то обида — и это у бесстрашного-то полевого командира! Но на это, как выясняется позже, были и причины веские, и обстоятельства, и бесспорное объяснение, надо только догадаться было, что рядом находится хорошо замаскировавшийся очень коварный и изворотливый враг. А как же иначе?! Лучшие разведывательные кадры были задействованы и с нашей, и с вражеской стороны, лучшие военно-диверсионные мозги плели козни и интриги. Тут не только мистику усмотришь, много больше! Думаю, и на самом деле было все намного сложнее, страшнее и запутаннее, чем на сегодняшний день известно, а тем более показано в кино…

—В том, что я не мог двигать одной рукой. Даже не то, что она была хитро спрятана, от чего мне было не совсем удобно двигаться, и я все время должен был просчитывать, помнить и следить, где относительно кинокамеры нахожусь (хотя, конечно, за этим следили и помогали мне другие), а то, что я не мог свои эмоции проявить так, как мне в данной сцене хотелось бы это сделать, как я это видел и понимал. А все остальное… работа, как работа. Интересный материал, хороший режиссер, старательная, работоспособная киногруппа.

—Думаю, что отвечу на ваш вопрос тоже неоригинально: я вкладываю в каждую роль частицу своего «я», поэтому очень внимательно и даже придирчиво отношусь к роли, которую мне предлагают. И только если понимаю, что в предлагаемой работе смогу высказать свое — понятое и выстраданное, совместимое с моими личностными позициями и с моим человеческим опытом, тогда соглашаюсь на участие. А если проявления так необходимых для меня качеств не предвижу, то сразу отказываюсь. Кстати, бывает так довольно часто. Я отнюдь не хватаюсь за все предложения подряд, как это делают другие артисты, для которых деньги — самоцель. А на тех, кто, по‑моему, всем, набив оскомину, примелькался, участвуя во всяких пошленьких телешоу, уже смотреть не могу. Но, правда, у меня есть своеобразный иммунитет: когда учился в ГИТИСе, застал великих мастеров театрального искусства, которые работали еще со Станиславским, Немировичем-Данченко. Нас тогда, прежде всего, поражала их удивительная культура поведения и то, что профессию свою они полагали как священнодействие, а театр — как храм. Так что в этом смысле мне, конечно, повезло.

—Да всяко бывает. И докучают, случается, — подходят прямо на съемочную площадку, просят разрешения сфотографироваться, взять автограф. Но это постоянно, везде и всюду, не только здесь, в Украине, в Крыму.

—Конечно, помню. Но в этом году меня пока никуда не приглашали, однако если буду свободен от съемок, или, вернее, успею от места съемок добраться до места торжества, то, думаю, обязательно приеду.

—Все! Я до сих пор под впечатлением этой встречи! Меня взволновало то, что я от него услышал без преувеличения свои мысли и чувства, страдания и боли в отношении к состоянию современного мира. Неудивительно, что на многих патриарх Кирилл производит впечатление очень мудрого человека, он — мудрец. И очень важно то, что сейчас, именно в это время, во главе Русской православной церкви стал такой человек.

—Нет! Потому что религия продается и распродается, сейчас очень много продажи в храмах, я и во многом не доверяю современным попам. Вижу, как они ездят на дорогих машинах, как пренебрежительно разговаривают с бедной паствой. Они — как торгующие в храме. А ведь Христос в свое время выбросил их, торгующих, из храма.

—Да, например, желание сдать Западу православие вместе с государством.

—Да, мне тоже кажется, что желание сдать Украину Западу есть. Я считаю, что, например, бывший президент Ющенко — это чуждый Украине человек. Просто ставленник небольшой группы людей. Конечно, это мое личное мнение. Оно ни в коей мере не определяет ничего, да и не должно определять. Тем более, я отдаю себе отчет: в стране у вас, кажется, уже сейчас начинается активная борьба за президентское кресло и прочее… Но миссия патриарха Кирилла, когда бы и где она ни происходила, является поистине необыкновенной. На каждой встрече он говорит о единении нас, людей, рожденных на территории бывшей Киевской Руси, как о самом важном. Наша общая история идет оттуда, и мы должны вернуться к истокам. При этом непреложным должно оставаться не преувеличение того, что мы самые лучшие, самые великие, просто сие — наш путь. Путь, который предназначен нам, славянам, который мы выбрали еще тогда, когда нас всех крестил Владимир в киевской купели. Это наш путь, и мы должны следовать ему.

—То, как он обращался к простым людям, для которых работа — это нравственное созидание. «Не должно быть денег незаработанных» — вот смысл его обращения к народу. Это был даже не разговор, это была проповедь. «Ворованные деньги — это преступные деньги» — смысл проповеди. Но не только в этом. В ней столько было глубинных, важных, выстраданных мною мыслей, с которыми я не просто соглашался, я был всем сердцем со словами патриарха.

—Конечно, неслучаен. Воевал и был ранен мой отец. На войне погибли два дяди, я и считаю недопустимым извращать нашу общую историческую правду, особенно касающуюся Великой Отечественной войны. Меня лично это очень волнует и напрягает. Как волнует то, что в Украине кое-кто старается придать бандеровско-извращенческий смысл Великой Победе советских войск над фашистской Германией. Но правда — великая, духовная, историческая правда — восторжествует. Она была в нашей встрече с патриархом. Это редкое в наше время явление — правда! И это самое главное.