Промышленность. Откат на 20 лет назад

Спад промышленного производства по итогам 2014 года превысил 10%, но уже в январе падение ускорилось до 21,3%.

Данные Госслужбы статистики свидетельствуют о тотальном характере снижения объёмов производства — растущих отраслей практически не осталось, пишет Валерий Байкалов в №9 журнала Корреспондент от 6 марта 2015 года.

Первое объяснение, которое напрашивается, — боевые действия на Донбассе, где сосредоточена четверть промышленного потенциала страны. Однако даже наступление мира не гарантирует возврата на прежний уровень — спад диктуется более глобальными факторами, и далеко не всё здесь зависит от Украины.

Реалии, с которыми столкнулась наша страна, по характеру и возможным последствиям можно сравнить с 1990-ми. Именно тогда, после распада СССР, началась первая волна деиндустриализации.

Затяжной прыжок

В первую очередь под удар попали предприятия, ориентированные на ВПК. Их наработки и потенциал после завершения холодной войны оказались попросту невостребованными. Оборудование предприятий пришлось либо перепрофилировать под другую продукцию, либо попросту порезать на металлолом. Опустевшие цеха и складские помещения приняли под свои крыши частные фирмы.

В некоторых случаях заводы получили вторую жизнь в виде новых объектов, разместившихся на их территории. Например, киевский завод Большевик, когда-то выпускавший пусковые установки для ракет, а сейчас занимающийся мирной продукцией, поделился названием с крупным торгово-развлекательным центром.

Другие заводы, в прошлом — жемчужины советского ВПК, до сих пор стоят мрачными памятниками ушедшей эпохи, глядя на прохожих зияющими провалами выбитых окон.

Сложнее всего пришлось жителям небольших городов, где такие предприятия были градообразующими. Например, небольшой райцентр Токмак в Запорожской области пришёл в необратимый упадок после закрытия объединения Юждизельмаш — индустриального гиганта, выпускавшего двигатели для танков и другой бронетехники.

Впрочем, предприятия советской оборонки были не единственными жертвами времени. Ставка на военные технологии сослужила медвежью услугу всей постсоветской промышленности. Несмотря на отдельные технологические прорывы, Союз безнадёжно отставал в производстве потребительских товаров как по объёму, так и по качеству.

В условиях рыночной экономики оказались неконкурентными и закрылись шосткинский завод Свема в Сумской области, единственный в СССР производитель фото- и киноплёнки, а также многие обувные и швейные фабрики местного значения. Не нашла сбыта и продукция большого числа мелких предприятий сельскохозяйственного машиностроения.

Помимо объективных причин, сыграл свою роль и человеческий фактор. «Красные директора», получившие возможность распоряжаться имуществом заводов и фабрик, предпочли сохранению производства на плаву сиюминутную выгоду.

Правда, были и обратные примеры. Например, винницкий завод Маяк в советский период выпускал элементы к ЭВМ военного назначения. Теперь здесь производят обогреватели и тепловентиляторы Термія, а также твердотопливные котлы и электроплитки на основе немецких нагревательных элементов.

А известный производитель телевизоров Электрон, одноимённый львовский завод, и сейчас занимается их выпуском под маркой Electron — причём речь идёт о вполне современных плоских LED-панелях. Но таких примеров удручающе мало.

Тем не менее падение не могло длиться бесконечно долго. Спустя десятилетие ситуация стабилизировалась, появились даже некие обнадёживающие тенденции. В 2000-х были построены «с нуля» завод Электросталь в Курахове и Днепросталь в Нижнеднепровске.

Кроме того, удалось реанимировать Луцкий автомобильный завод, наладив на нем сборку южнокорейских автомобилей Hyundai и российских ВАЗов. В Закарпатской области приступил к работе новый автозавод Еврокар, ставший сборочной площадкой для моделей Skoda, а позднее и Seat концерна WAG.

Новый вызов

Но оживление продлилось недолго. И непоследнюю роль в этом сыграла Россия и инициированные ей реинтеграционные процессы в пространстве, до сих пор называемом на Западе «бывшим СССР».

Первой ласточкой можно считать проблемы Запорожского алюминиевого комбината, принадлежавшего концерну Русский алюминий. В 2010 году завод прекратил производство глинозёма — полуфабриката для выплавки алюминия, – а ещё через год в Запорожье прекратился и выпуск самого алюминия. Оборудование было демонтировано и частично пошло на Николаевский глинозёмный завод того же РусАла. Сам ЗАлК сейчас находится на стадии ликвидации.

Позднее проблемы начались у производителей железнодорожных вагонов, представленных в Украине четырьмя заводами. Крюковский и Стахановский вагоностроительные заводы, мариупольский Азовмаш и днепродзержинский Днепровагонмаш обеспечивали до 30% российского рынка вагонов до 2012 года.

Само производство имело ярко выраженную экспортную ориентацию — в 2011-м в Украине выпустили 52,3 тыс. вагонов, из которых свыше 80% было отправлено на экспорт. Доля России в экспортных поставках составила почти 39 тыс., или до ¾ всего годового объёма производства. Однако этот год стал для вагоностроителей последним из удачных.

Осенью 2011-го появились первые проблемы в виде приостановки действия российских сертификатов соответствия на литьё, используемое в украинских вагонах. В итоге в 2012 году экспорт вагонов в РФ снизился на треть, а в 2013-м — уже более чем на 40%.

Периодически появляющиеся претензии к качеству вагонов были не единственной причиной. В январе 2012 года в России начал работу новый Тихвинский вагоностроительный завод. К тому же главные клиенты украинских заводов — РЖД и другие российские грузоперевозчики — снизили объёмы закупки вагонов.

Уже в 2014-м Украина экспортировала всего 4,95 тыс. вагонов. Укрзалізниця, несмотря на изношенность своего парка вагонов, не способна компенсировать украинским заводам потерю внешнего рынка СНГ, самой Украине такое количество вагонов попросту не нужно, а переориентироваться на европейские стандарты не получается.

В итоге загрузка мощностей, например, Днепровагонмаша сейчас составляет менее 10%, а Азовмаш остановлен полностью. Более того, в начале феврале губернатор Донецкой области Александр Кихтенко заявил, что часть оборудования завода за ненадобностью уже успели порезать на металлолом. Неясной остаётся и дальнейшая судьба Стахановского завода, подконтрольного Константину Жеваго, но расположенного на территории, захваченной «ЛНР».

Боевые действия в Луганской области затронули и Лисичанский нефтеперерабатывающий завод, однако он остановился задолго до их начала. Из шести украинских НПЗ сейчас работает только Кременчугский, контролируемый группой Приват. Херсонский НПЗ стоит с 2005 года, Дрогобычский — с 2010-го, Надворнянский — с 2011-го, Лисичанский – с 2012-го и Одесский — с февраля 2014-го.

Сейчас простаивающие заводы используются в лучшем случае как нефтебазы. Причина тому — перекосы в государственном регулировании, создавшие такие условия, при которых компаниям выгоднее импортировать бензин и дизтопливо, чем выпускать их в Украине, отмечает директор Консалтинговой группы А-95 Сергей Куюн.

Следствия такого подхода налицо — сегодняшняя Украина на 80% зависима от импортных поставок топлива, покупаемого за валюту, и малейшие скачки обменного курса или нововведения НБУ в первую очередь бьют по этой статье критического импорта. Теоретически возобновить работу может Одесский НПЗ, с остальными всё сложнее. Их реконструкция и модернизация могут обойтись дороже, чем строительство нового завода.

«Батальоны всегда правы»

Происходящие процессы объясняются довольно просто: почти вся украинская промышленность построена при СССР и ориентирована на его внутренний рынок и частично на экспорт в дружественные страны третьего мира. С распадом Союза колокол прозвонил и по созданной им промышленной инфраструктуре, а европейская ориентация только усугубляла этот процесс. Примеры тому можно найти в бывших прибалтийских республиках, считавшихся и в советские времена практически «Западом».

В 1990-е закрылись Рижская автомобильная фабрика, выпускавшая некогда популярные микроавтобусы РАФ, Рижский электротехнический завод, делавший не менее популярную и дефицитную в СССР радиоаппаратуру ВЭФ, Лиепайский металлургический завод — который, правда, сейчас хотят реанимировать. Это лишь часть взноса, уплаченного за возвращение в европейскую семью.

В случае Украины процесс растянулся на более долгий период. Во-первых, из-за эффекта масштаба. УССР по объёму промпроизводства в 1990 году входила в двадцатку мировых лидеров — такая махина просто не могла раствориться в небытии так же быстро, как промышленные комплексы маленьких прибалтийских республик.

Во-вторых, процесс замедлила пресловутая многовекторность, за которую столько критиковали экс-президента Леонида Кучму. Окончательно порвать с восточным соседом и двинуться на запад Киев не спешил. Неизвестно, сколько ещё так могло продолжаться, однако в 2010-м сама Россия решила расставить точки над i. Предложенные президентом Владимиром Путиным условия реинтеграции оказались предельно жёсткими.

Месседж был кристально ясен: капитуляция в авиастроении, атомной энергетике, судостроении и нефтегазовой сфере, приличий ради названная партнёрством. Кроме того, нерешёнными оставались вопросы взаимодействия на внешних рынках в сфере металлургии и минеральных удобрений, в которых украинские и российские производители являются прямыми конкурентами.

Впрочем, бывший замминистра промышленной политики Украины Сергей Грищенко считает, что равноправное партнёрство с Россией было невозможно в принципе из-за несопоставимого масштаба двух экономик.

«Как говорил Наполеон, большие батальоны всегда правы. Поэтому, какие бы условия ни предложил тогда Путин, мы всё равно были бы ведомыми в этой паре, в любой отрасли, — констатирует Грищенко. — Я не думаю, что в Москве ставили целью деиндустриализацию Украины. Но мне известно, например, что [премьер] Дмитрий Медведев говорил украинским производителям труб: ни единой тонны квот на экспорт труб в РФ они не получат. Безусловно, нужно было как-то готовиться к таким шагам соседа».

Восток и Запад

Торги с Кремлём продолжались около трёх лет, всё это время в Украине брала разбег вторая волна деиндустриализации. Всё, что мог предложить Киеву Евросоюз в такой ситуации, руководствуясь собственными экономическими интересами, — это, по сути, балтийский сценарий. Однако этот вариант категорически не устраивал промышленно развитый Донбасс, и дело тут далеко не в гуманитарной политике.

Политические предпочтения и различия во взглядах на те или иные исторические фигуры и события, безусловно, сыграли свою роль в противостоянии. Однако не следует забывать, что промышленность, сосредоточенная на востоке страны, не укладывается в экологические нормативы ЕС, в его стандарты энергоэффективности и поэтому фактически не имеет будущего в случае ассоциации с Брюсселем — не говоря уже о членстве.

Если говорить не только о Донбассе, но и об Украине в целом, наиболее критической ситуация выглядит для авиакосмической отрасли. АНТК им. Антонова, 411-й завод гражданской авиации (Киев), Харьковский авиазавод, днепропетровский Южмаш без кооперации с РФ не потянут производство и сбыт. Между тем россияне по аналогии с вагоностроением и здесь делают упор на развитие собственного производства, без привязки к Украине.

Тем временем в Донецкой области по итогам года промпроизводство снизилось на 31,5%, в Луганской — вообще на 42%. Из-за кризиса в металлургии крайне мало шансов на возобновление в будущем работы Краматорского металлургического завода им. Куйбышева, а в зоне АТО прежде всего под угрозой крупнейший в Европе Авдеевский коксохимзавод, регулярно попадающий под артиллерийские обстрелы.

По данным Луганской облгосадминистрации, в ходе летней военной кампании пострадали часть цехов Лисичанского НПЗ, Луганский патронный завод, Алчевский меткомбинат, многие шахты были вынуждены прекратить работу. Список потерь и разрушений этими предприятиями далеко не исчерпан.

Без газа, пожалуйста

На этом фоне сокращение закупок российского газа выглядят вполне логично. Промышленность действительно стала потреблять значительно меньше энергоресурсов — модель взаимодействия Украины и РФ, сохранявшаяся до 2009-2010 годов, разрушена. Относительно дешёвый российский газ поддерживал промышленную инфраструктуру Украины, что было одним из аргументов в пользу реинтеграции.

До сих пор реальной диверсификации поставок газа обеспечить не получалось. Вопреки заявлениям чиновников, «европейский» газ, покупаемый в ЕС, — по сути, тот же российский ресурс, который западные клиенты Газпрома перепродают Украине, не забывая, естественно, о собственной выгоде. Однако с развалом промышленности снижается и потребность в российском (да и чьём-либо вообще) топливе. Что при желании можно назвать даже избавлением от энергетической зависимости.

Директор энергетических программ Центра мировой экономики и международных отношений НАН Украины Валентин Землянский соглашается, что уменьшение потребления российского газа связано с падением промпроизводства.

«В прошлом году у нас было потребление промышленностью 15 млрд куб. м — минимум за все годы независимости, в этом году будет где-то 10 млрд куб. м», — прогнозирует эксперт.

По данным Землянского, сейчас в промсекторе крупные потребители газа остались в основном в химической отрасли.

«Главным образом это Ровноазот и Черкассыазот — те, кто ещё хоть как-то шевелится», — уточняет он.

Говоря о внедрении европейских стандартов, нелишним будет вспомнить и о росте тарифов на газ для разных категорий потребителей. Землянский предполагает, что недавнее повышение тарифов для промышленности до уровня 8.900 грн за 1 тыс. куб. м будет способствовать дальнейшему снижению производства.

Поэтому заявления премьер-министра Арсения Яценюка о полном отказе от российского газа могут вскоре действительно воплотиться в жизнь. Другой вопрос — какова будет цена этой энергетической независимости. Критики правительства из числа оппозиционных депутатов и экспертов неоднократно заявляли, что ценой такой независимости может стать деиндустриализация. Что будет означать не только конец истории национальной промышленности, но и десятки тысяч бывших рабочих, оставленных без средств к существованию.

Вооружённое противостояние не дало и в принципе не могло дать ответа на вопрос, сохранит ли Украина индустриальный тип экономики в будущем. Пока единственный его эффект с точки зрения экономики — это разрушение промышленного потенциала востока. И не факт, что все разрушенные объекты удастся восстановить, когда стрельба наконец прекратится.

Если говорить о более отдалённом будущем, то сохранить хотя бы часть отечественной промышленности можно было бы, обеспечив ей внутренний спрос, считает Грищенко.

«Возьмём металлургию: 20% её продукции потребляет внутренний рынок, остальное идёт на экспорт. А надо было бы наоборот – в Китае, например, лишь часть продукции идёт на экспорт, остальное в смежные отрасли, — поясняет эксперт. — У нас большие резервы, металлофонд составляет 600 млн т, из которых свыше 300 млн, больше половины, изношено и подлежит замене. Для тех же трубников резерв — замена предельно изношенных труб в ЖКХ, но никто этим не занимается».

Источник: Корреспондент.biz