100-летний юбилей в мажорном ладу

И все-таки, согласитесь, бывают события в жизни, когда тянет заняться этаким изысканием на манер: а что первично, песня или душа? И что чему дает импульс к появлению, проявлению и т. д.? Если песня народная, тут все понятно — она от его души и для его души, иначе бы просто не появилась. А если авторская? Что нужно вложить автору в песню, чтобы она нравилась всем, чтобы не один десяток лет ее любили и пели? Много. А что сказать об авторе, который написал более 300 песен?! Что для создания такого количества песен жизни не хватит? Правильно. Но композитор Никита Владимирович Богословский, благополучно отметив свое 90-летие, продолжал сочинять четвертую сотню песен… 22 мая маэстро исполнилось бы 100 лет. А один из его дебютов, говорят, состоялся в Харькове.

Он родился в Петербурге в конце мая 1913 года. Занимался у П. Б. Рязанова, М. О. Штейнберга, Х. С. Кушнарева, композиции учился у А. К. Глазунова. Сам композитор о своем детстве и отрочестве сказал так: «Поскольку я родился в 1913 году, то успел много сделать — в 3 года начал с отвращением заниматься музыкой, а в 10 лет с удовольствием учился у Глазунова…».

Итак, с 1930 по 1934 годы Богословский был вольнослушателем Ленинградской консерватории в классе композитора П. Б. Рязанова. Но свободное посещение alma mater не помешало молодому композитору сразу стать настоящим мастером песенного жанра. Его песни к кинофильмам «Спят курганы» («Большая семья», на слова Б. С. Ласкина), «Любимый город» и «Лизавета» («Истребители», на слова Е. А. Долматовского), «Темная ночь» («Два бойца», на слова В. И. Агатова) и «Три года ты мне снилась», а также много, много других — действительно любила и пела вся страна, потому как привлекали они простотой и задушевностью мелодики, теплотой лирического высказывания. При этом у каждой песни своя, порой сложная, история создания (например, мало кто знает, что «Раскинулось море широко» отнюдь не «одесская народная песня», по праву бессменно исполняемая Леонидом Утесовым, а одноименное название музыкальной комедии, написанной очень далеко от моря, — в Ташкенте в 1943 году), но общая счастливая судьба.

Так что неудивительным было внимание к композитору не только рядовых слушателей, но и власти предержащей: в 1968 году он стал заслуженным деятелем искусств РСФСР, в 1983 — народным артистом СССР, с 1965 года — вице-президентом, а с 1978 — президентом общества «СССР–Франция». Но, как признался сам Никита Владимирович, самым дорогим для него стал подарок, полученный в Москве накануне 90-летия, — орден Андрея Первозванного «за огромный вклад в советское и песенное искусство».

Однако не только в песенном, но и в других жанрах музыкального искусства был силен Никита Богословский. Он сочинил оперу «Соль» (по И. Э. Бабелю) и две музыкально-лирические драмы — «Балаганчик» и «Незнакомка» (обе по А. А. Блоку), 12 музыкальных комедий, 8 симфоний, музыку более чем к 80 драматическим спектаклям и 120 кинофильмам. Также Богословский является автором литературных произведений, книг «Тысяча мелочей», «Очевидное, но вероятное», нескольких других — все они, конечно, о музыке и, так сказать, музыкальных приключениях автора. И на этой черте творческого характера композитора хочется остановиться отдельно, тем более что и повод есть, и рассказчиков достаточно. И в Харькове тоже.

Дело в том, что, говорят, премьеру своей симфонической повести «Василий Теркин» Никита Богословский привозил в начале 60‑х в Харьков. Но в музыкальной энциклопедии сказано, что симфония написана в 1950 году, и премьера ее состоялась в Москве. А вот вторую редакцию произведения автор выдал на‑гора в 1969‑м. Вот, возможно, с ней он и приезжал в Харьков, но было это, скорее всего, в конце 60‑х. Однако как бы там ни было, а по сути факт сей в культурной жизни города имел место быть.

Исполняли симфоническую повесть в зале старой филармонии, что была на Сумской около Театральной площади, между магазинами «Тютюн» и «Фрукти. Овочi». В составе симфонического оркестра Харьковской филармонии долго еще работали многие музыканты, которые помнили тот концерт, валторнист Анатолий Борисович Маслов — один из них. А нынешний председатель Харьковской областной организации Национального союза композиторов Украины, преподаватель кафедры композиции Харьковского университета искусств, зав. музыкальной частью Харьковской филармонии, композитор Николай Стецюн был начинающим маэстро, или, как говорили о выпускниках вузов, молодым специалистом. Но молодым по возрасту, а не по уровню подготовки и любви к музыке и всему, что ее касается. Вот он-то и рассказал о концерте Богословского в Харькове со слов уже ушедшего от нас музыканта Маслова. «Помню, в первом отделении концерта был «Василий Теркин», — рассказывал Анатолий Борисович, — а во втором — произведения так называемого легкого жанра, музыка к спектаклям, кинофильмам. Дирижировал, разумеется, автор, и программа была подобрана им же самим, причем, как говорится, с юмором. Вообще, его можно называть не просто композитор Богословский, а композитор-юморист Богословский: юмор, шутки, розыгрыши, казалось, возникали вокруг него сами собой. Он шутил и заводил публику до истерики. С нами, оркестрантами, шутил и со сцены, и во время репетиций и, конечно, во время перерыва. Да так, что мы долго не могли успокоиться: садились за пюпитры, брали в руки инструменты, а играть — никак! Тряслись от хохота, вспоминая его анекдоты… Рассказывал Никита Владимирович, как сам разыгрывал известных музыкантов и как они разыгрывали его. При этом никакой звездности. Невысокого роста, вежливый, смешливый человек был приятен абсолютно всем, с ним у нас в филармонии не было никаких инцидентов, не то, что с другими известными композиторами… А вот песни его, к сожалению, никто на том концерте не пел».

Впрочем, излишнюю стеснительность композитор не приветствовал и сам не проявлял. В подтверждение этой черты творческого характера маэстро-песенника Николай Григорьевич рассказывает еще кое-что, услышанное в разное время от старших коллег: «Наиболее часто специфическим профессиональным розыгрышам подвергалась Богословским публика на черноморских курортах. Со своим приятелем и коллегой, учеником М. Ф. Гнесина, известным советским композитором Сигизмундом Абрамовичем Кацем (песни «Сирень цветет», «Шумел сурово брянский лес», «Заздравная», «Дай руку, товарищ далекий») Никита Владимирович ездил по санаториям и домам отдыха и давал творческие вечера-концерты. В конце концов, оба музыканта назубок выучили репертуар друг друга и вполне могли друг друга же заменить. Поэтому решили времени (и денег!) зря не терять, а, приехав на место, отработать концерты за себя и за товарища. То есть фактически один и тот же репертуар, поделенный пополам, исполнить дважды. Например: в 17.00 один едет в санаторий им. Кирова, а второй — в дом отдыха им. Орджоникидзе и, называясь один собственным именем, а другой — чужим, представляет общую программу. В 19.00 они меняли концертные площадки южных лечебно-оздоровительных учреждений и, называя себя опять же, кто своим, кто — именем коллеги, давали то же представление еще раз. Говорят, в течение вечера в нескольких местах можно было услышать от разных выступающих: «Здравствуйте, я — композитор Сигизмунд Кац!», от чего публика билась в истерике».

Но если розыгрыши благодушной черноморской публики музыкантам-юмористам сходили с рук, то те же шуточки в Донецке чуть не стоили им покоя и доброго имени. Об этом автору этих строк рассказал однажды Левон Оганезов, который по-прежнему много гастролирует, бывая особенно часто в сопредельном государстве Украина, и который много раз встречался с Никитой Владимировичем на съемках различных юмористических программ. В общем, оба композитора выступали в Донецке, применив свою причерноморскую тактику. И все бы ничего. Но один из милицейских начальников, проверив, как организован общественный порядок на одной концертной площадке города, решил проконтролировать его же на другой. И, к своему огромному удивлению, увидел, что под одним и тем же именем выступают два разных человека. Скандал!.. В результате, конечно, обоим пришлось извиняться…

Вообще, смешные истории, происшедшие с самим Богословским, и те, которые он спровоцировал, облетели, можно сказать, весь мир. Вот одна из них.

Однажды Никита Владимирович попросил известнейшего диктора Юрия Борисовича Левитана что-нибудь нарисовать на листке бумаги. На память. Ну, хоть что-нибудь. Тот отпирался, говорил, что никогда в жизни не умел рисовать. «Ну нарисуй хотя бы домик, — настаивал Богословский, — ведь это так просто!» Короче говоря, уговаривал он его, уговаривал, и Левитан сдался. Нарисовал домик, из трубы дымок идет. Такой себе примитивный, детский рисунок. Никита Владимирович взял этот рисунок, вставил в рамку под стекло, повесил у себя дома и с каждым, кто приходил к нему в дом, на что-нибудь спорил, что это подлинный Левитан…

Со временем в разной интерпретации подобные истории-анекдоты постепенно обросли деталями, красочными подробностями и, может быть, некоторые из них уже имеют меньшее отношение к «подлинному Богословскому», чем рисунок Ю. Б. Левитана к И. И. Левитану.

Однако и сейчас он легендарен в своих песнях, своей музыке, своих розыгрышах, как подлинен в своем 100-летнем юбилее, причем легендарен и подлинен неизменно мажорно.