Под Мариуполем жара — сепаратисты ежедневно обстреливают позиции украинских военных из миномётов и артиллерии, активизировались отряды боевиков-кавказцев. Один из лидеров “ДНР”, Александр Захарченко, заявил о готовности штурмовать город, а 2 ноября здесь прозвучал мощный взрыв — возле украинского блокпоста взлетел на воздух пикап со взрывчаткой. Двое военных погибли.
Пока часть жителей столицы Приазовья копают окопы и помогают украинской армии, другие ждут прихода “ДНР” и доносят боевикам о передвижениях войск. Настроения горожан показали и результаты парламентских выборов: Оппозиционный блок набрал 51% голосов.
Музыка “ДНР”
Этот город накрыл меня ещё в поезде. В купе я оказался с двумя студентками Мариупольского музыкального училища, гостившими у подруги в столице. Обе симпатичные, обе Оли. Одна играет на домбре, вторая — на рояле.
— На Майдане какой-то хрыч разорался на нас, а под аркой Дружбы народов меня чуть не побили, — отвечает Оля-домбра на мой вопрос о впечатлениях от столицы.
Под аркой Дружбы народов кто-то гаркнул: “Смерть москалям!” Услышав это, девушка возмутилась, забралась повыше и тоже огласила свою гражданскую позицию: “Слава Новороссии!”
Позже Оля-домбра признаётся, что иногда ей снится кошмар: в неё целится, медленно разворачивая башню, украинский танк. Не надо быть Фрейдом, чтобы понять: в этих кошмарах заслуга родителей девушки. Это они рассказывают дочери о том, что Нацгвардия расстреливает мирные кварталы Донецка. Это они весной запретили ей ходить на выборы президента Украины, предупредив, что если всё же проголосует, домой может не возвращаться.
Политически грамотным девушкам поддакивает ещё один попутчик — студент Донецкого национального университета, возвращавшийся на малую родину из “столичной эмиграции”. Молодой человек одет с иголочки, его подбородок украшает богемная бородка.
— Знаете, в Киеве появилась новая шикарная тема, — сообщает бородка. — Покупаешь две банки краски и раскрашиваешь заборы. Для меня, конечно, идейно неприятная работа, но офигеть какая выгодная: 300–400 гривен за пару часов. Эти придурки сами суют тебе деньги.
Бородка выходит в Волновахе, откуда идут маршрутки в Донецк. Поезда туда теперь не ходят: говорят, от вокзала остались одни руины.
Работники Мариупольского завода Ильича 20 мая вышли из цехов под заводской гудок с требованием мира
Место парня заняла дама средних лет, ехавшая в Мариуполь, чтобы снять с карточек пенсии родственников. От неё я слышу о том, что в Донецке всё чудесно, открыли кинотеатр, на повреждённых улицах уже кладут асфальт и даже появились пробки. Что случаи мародёрства бывают, но достаточно позвонить на горячую линию, и через несколько минут приезжает расстрельная команда, которая кладёт мародёров на месте. Что люди устали от войны и ждут, когда “майданутые укры” уберутся наконец из аэропорта и перестанут разрушать город. Что Мариуполь через пару недель “будет наш” и что бывший донецкий губернатор Тарута, “собравший дурачков, чтобы копать окопы”, заработал на продаже чернозёма, добытого из этих окопов. Что в Донецке арестованы сорок женщин, цеплявших на школы специальные жучки, которые направляли “укропские” ракеты.
Остаток дороги до Мариуполя провожу в тамбуре.
Приазовские контрасты
Если убрать из Мариуполя завод Ильича и “Азовсталь”, от города мало что останется. Оба принадлежат Ринату Ахметову, который старается усидеть на двух стульях для сохранения бизнеса. На подконтрольной “ДНР” территории его заводы не подвергаются ни обстрелам, ни рейдерским захватам. А в Мариуполе предприятия Ахметова оплачивают проукраинские билборды, помогают в строительстве оборонных сооружений и кормят в своих столовых бойцов украинской армии. По словам проукраинского активиста Ярослава Матюшина, до начала активных боевых действий на территорию местных заводов не пропускали автомобили с украинскими флажками, сегодня топ-менеджеры заявляют, что “Мариуполь — это Украина, и сепаратизм здесь не пройдёт”.
Мэр города Юрий Хотлубей может служить образцом чиновничьей гибкости. Он остался в кресле градоначальника при сепаратистах и сохранил должность после того, как батальон “Азов” выбил их из города.
— Представители горсовета действительно участвовали в круглом столе, организованном сепаратистами, — рассказал Хотлубей на недавней пресс-конференции. — Но нас привели туда силой, требовали заявления о том, что мы не признаём украинского правительства. Мы отказались… Если ко мне у прокуратуры будут претензии, я готов ответить. Но пока претензий не было.
Новороссия VS Украина
О близости линии фронта в Мариуполе сегодня напоминают военные автомобили, проносящиеся по городу, надписи белой краской “Убежище” на фасадах домов и объявления на столбах, рекламирующие автобусные рейсы до Москвы, Ростова, Белгорода и Краснодара.
Гражданская позиция волонтёра Ярослава Матюшина заметна сразу — благодаря татуировке-трезубцу на плече
На одной из улиц города встречаю немолодую женщину, срывающую эти объявления. На сумочке у неё жёлто-синяя лента.
— Слава Украине! — неуверенно начинаю я.
— Героям слава! — уверенно отвечает она.
Знакомимся. Пенсионерка Ольга Николаевна Косовская всю жизнь проработала юристом на предприятиях Мариуполя. Даже когда в городе заправляла “народно-террористическая республика”, не снимала с сумки ленточку, а с окна своего дома — украинский флаг. По словам Ольги Косовской, сторонников Новороссии в городе немало.
— Вы только бросьте клич, что можно получить пару копеек, и соберётся огромная толпа, — рассказывает она. — Но жертвовать собой эта толпа не будет. Поэтому “ДНР” здесь не удержалась.
Косовская была наблюдателем на недавних парламентских выборах.
— На моём участке зарегистрировано 1200 избирателей, а проголосовало 420, то есть около 30%, — говорит она. — Из них за Оппозиционный блок — немногим меньше половины. Примерно трём сотням из числа голосовавших было за пятьдесят лет.
Новый Мариуполь
Незадолго до того, как я приехал в город, офис самого крупного волонтёрского центра “Новый Мариуполь” подожгли. С окна болгаркой срезали решётку, вырвали стальную сетку, разбили стекло и бросили в комнату бутылку с зажигательной смесью. А до поджога офиса неизвестные сожгли машину одной из активисток организации.
Офис “Нового Мариуполя” охраняют двое молодых парней в лёгких бронежилетах. Серьёзные “броники” все на передовой.
— Иногда нам бросают вслед: “Фашисты!”, но мы не обращаем внимания, — рассказывает один из них, с позывным Волк. — Каждый здравомыслящий человек понимает, что под Россией лучше жить не станет. У нас есть всё необходимое для защиты города: еду привозит Нацгвардия, сигаретами снабжают друзья. А военному делу учат отставные офицеры.
— Апрельское пророссийское восстание в Мариуполе было бунтом униженных и оскорблённых, — добавляет товарищ охранника, профессиональный психолог по прозвищу Байкер. — Люди, не добившиеся ничего в жизни, надеялись, что смогут получить лучшую работу, должность. Как правило, они не бывают за границей и не умеют анализировать информацию. А ядром восставших были выпущенные из тюрем рецидивисты, осуждённые за убийства и изнасилования. При полном попустительстве милиции они и стали “новой народной властью”.
Несмотря на агитацию партии власти, в Мариуполе 51% избирателей проголосовал за Оппозиционный блок
Волонтёр “Нового Мариуполя” Ярослав Матюшин вместе с другими обезвреживал одну из двух мобильных групп террористов, обстреливающих частный сектор города из миномётов.
— Во время “оранжевой революции” я был потрясён, когда увидел огромную толпу, круглосуточно стоящую на Майдане, несмотря на мороз, — громко рассказывает Ярослав в одном из кафе неподалёку от офиса “Нового Мариуполя”. — Тогда впервые ощутил гордость за нацию, к которой принадлежу. А ещё понял, что в доме не наведёшь порядок, если его не любить.
Посетители кафе с опаской поглядывают в сторону вещающего Ярослава, косясь на трезубец, вытатуированный у него на плече. Славу не смущают косые взгляды.
— Боялся я при “ДНР”, до того как меня однажды чуть не убили, — продолжает он. — Я имел неосторожность сначала сделать покупки в центральном супермаркете, а потом наткнуться на пьяный патруль. Тех, кто меня бил, интересовали не мои политические взгляды, а пин-коды к банковским карточкам. После этого я часто специально вызываю огонь на себя. Пусть “вата” боится. А я живу в своей стране.
По словам Славы, сторонники “ДНР” в городе до сих пор мелко пакостят, докладывают о передвижениях украинских частей в Донецк, но пока не осмеливаются поднять голову. Даже милиция, чувствуя у себя под боком регулярные войска, начала работать.
— Мариуполь никогда не был Донбассом, здесь Приазовье, — продолжает Слава. — И люди другие: южные, аграрные, ментально тёплые. Среди мариупольцев много греков и коренных украинцев. Хотя близкое соседство с Донбассом и Россией многих отравило. Знаете, у нас говорят: тяжело любить Украину, когда тебя окружает Донбасс.
Боги войны
Двое бойцов-артиллеристов подъезжают к офису “Нового Мариуполя” на ржавом, пробитом осколками МАЗе. Камуфляж на них похуже, чем у других, и нет военных “примочек” вроде кобуры на бедре, налокотников или тактических очков. Тот, что постарше, Андрей — кадровый офицер из Житомирской области. Витя, совсем молодой, из мобилизованных, водитель из-под Винницы. Оба заросшие, уставшие, грязные. Но разговор у нас идёт не о требовании срочной ротации и не о запоздавшем дембеле.
Ольга Косовская даже при “ДНР” не снимала с сумочки жёлто-синюю ленточку
— Раз ты журналист, напиши, чтобы нам дали технику, — хмуро замечает Андрей. — За Саур-Могилу мне медаль нацепили, а на хрена эта медаль, когда мне воевать не на чём.
— Тоже мне техника, мать их! — возмущается Витя. — Этот МАЗ — обычная гражданская развалюха, до войны возила щебень и песок. У неё только один ведущий мост, и если его, не дай Бог, повредят, нам кранты. А мне по 80 “карандашей” для “Града” на огневую надо подвозить. Если МАЗ застрянет с “карандашами” в какой-нибудь яме во время обстрела, что тогда? КрАЗ бы не застрял, у него три ведущих моста. Но мы улепётываем из-под огня на этой рухляди, а “нацики” свои задницы по асфальту на новеньких КрАЗах катают. И на складах военных грузовиков море. Но нам их не дают.
Я пытаюсь оправдать военное руководство, говоря, что техника, которая простояла тридцать лет без движения, превратилась в металлолом, но Андрей меня перебивает.
— Пусть дадут что угодно, мы сами отремонтируем. У меня в отряде нет бойцов младше двадцати пяти лет. Все профессиональные техники, механики, мотористы. Только дайте им машину, они сумеют восстановить. Так не дают же, собаки. Мы с этим “гробом”, которому уже почти тридцать лет, и Могилу эту чёртовую взяли, и полк десантный российский накрыли. Если будет нормальная техника, боеприпасы и приказ, мы Мариуполь не отдадим.
Когда спрашиваю у ребят номер части, чтобы отправить официальный запрос в Минобороны по поводу новой техники, получаю неожиданный отказ.
— Что вам терять? Вы же каждый день рискуете здесь жизнью, — удивляюсь я.
— А вдруг выгонят из армии, — хмурится Витя. — Как мне тогда в село возвращаться? Лучше пусть убьют.
Дух и форма
Настоятель одного из трёх мариупольских храмов УПЦ КП отец Уар, крупный и немного застенчивый мужчина с широкими крестьянскими ладонями, рассказывает, что дээнэровцы однажды приезжали к церкви и оставили на заборе нецензурные надписи с угрозами.
— Если сюда вернётся “ДНР”, мне, скорее всего, придётся бросить дело всей жизни — строительство собора — и уехать, — говорит отец Уар. — Боевики расстреливают тех, кто помогает украинской армии. А я уже несколько месяцев вожу еду и одежду на наши блокпосты.
Играя в войну, мариупольские дети делятся на сепаратистов и “укропов”
Церковь святого Петра Могилы, где он служит, — старое здание со следами недавней реставрации, двускатную крышу венчает недостроенный купол. В 1998 году отец Уар выкупил руины недалеко от порта. В 2004 году ему удалось выбить разрешение на строительство. За десять лет руины превратились в храм. Священник гордится тем, что церковная столовая ни на день не прекращала работу — ежедневно здесь кормят около семидесяти бездомных и неимущих, в том числе беженцев из Донбасса.
— Когда начали гибнуть наши военные, ко мне стали приходить украинские бойцы — за поддержкой и советом, — вспоминает отец Уар. — Некоторые признавались: “Я боюсь. Что мне делать?” Я объяснял, что Бог видит сердце каждого и заранее знает, кто на что способен. Поэтому сейчас в армии именно те люди, которые могут удержать ситуацию, спасти Украину.
По словам священника, мариупольцы стали чаще ходить в церковь. Немногочисленный приход увеличился и за счёт горожан, перешедших из Московского патриархата.
— Говорят, Бог шельму метит, — продолжает отец Уар. — Как можно поддерживать организацию, лидеры которой называют себя Бес и Абвер? Имеющий уши слышать, да услышит, как сказано в Евангелии. А ещё есть такое церковное выражение: дух творит форму. Какой дух у человека внутри, такая форма жизни вокруг него водворяется. В Донбассе многие хотели в Россию прежде всего потому, что там пенсии и зарплаты выше, чем в Украине. Бог иногда допускает воплощение несовершенных человеческих желаний, чтобы люди смогли сами увидеть своё несовершенство. Поэтому в “ДНР” теперь люди живут, как в аду.
Священник подвозит меня на вокзал. На лобовом стекле его машины украинский флажок. Глядя на него, понимаю, о чём отец Уар, Ольга Косовская, Слава Матюшин не стали говорить со мной. Все они боялись за свои семьи, за собственную жизнь. Но все сумели переступить через страх.
Призвал ли их Бог, как считает отец Уар? Я не знаю. Но точно знаю, что у сепаратистов в Мариуполе нет этой твёрдости духа. А значит, город удастся отстоять. Особенно если у Андрея с Витей будут техника, боеприпасы и приказ.
Источник: Фокус. Фото: AP, Дмитрий Синяк