«1 мая 45‑го я вышел на площадь Берлина и вижу — высокое здание, а на нем скульптура — женщина с крыльями. Вместе с товарищем мы зашли внутрь и стали подниматься по винтовой лестнице.
Я залез на самый верх, достал карандаш и написал: «Сибиряк Рыжиков». С тех пор прошло 68 лет, от надписи не осталось и следа, но память тех, кто воевал, до сих пор хранит все:
гибель товарищей, кромешный ад боев и, конечно же, непередаваемую радость Победы.
В апреле 1945 года на окраине Берлина цвели сады. А к городу приближались советские войска. Молодой старший лейтенант спросил у проходящей немки: «Ком, фрау. Где немецкие солдаты»? Девушка показала рукой в нужном направлении.
Разве мог он, крепкий сибиряк Иван Иванович Рыжиков, до этого предположить, что на его долю выпадет такая страшная война, что за его спиной останутся сотни пройденных километров, боев и смертей, что он будет одним из тех, кто брал Берлин?..
Дорога через войну
Окончив школу в родном городе Барабинске (Новосибирская область), Иван поступил в железнодорожное училище, работал на железной дороге, где часто видел мужчин в офицерской форме, и, как полагается 18-летнему мальчишке, мечтал о такой же. Поэтому и решил подать документы в Омское пехотное училище. Но началась война…
«В училище я поступил, получил обмундирование, принял присягу. И нас начали готовить к войне, — рассказал «Харьковским известиям» ветеран войны Иван Рыжиков. — Обучение вместо двух лет сократили до 6 месяцев. Мы занимались по 12 часов. Рано вставали, бегали по два километра к реке умываться. Теоретическую часть почти сократили. Была тяжелая физическая нагрузка. Помню, морозы сильные были. А мы бежим, вспотевшие, мокрые, а остановишься — одежда колом замерзает. И не болели никогда».
После окончания училища всем выпускникам дали «по кубарю» — присвоили звание «младший лейтенант». Затем было направление в Бийск (Алтайский край), потом — в Москву, а оттуда — в Сталинград.
Там 22-летний командир роты Иван Рыжиков получил серьезное ранение.
«В пояснице до сих пор остались три осколка от мины, — рассказывает ветеран. — У меня в подчинении было 180 человек, осталось 13. А в бой все равно посылали как роту. И в одном из таких боев меня ранило. От смерти спас толстый слой одежды — шинель и ватная телогрейка».
Получив ранение, Иван был отправлен домой на три месяца.
Воспоминания о Сталинграде сохранились не такие, как в учебниках и книгах. «Хуже, чем в Сталинграде, не было нигде. Была страшная антисанитария, много вшей. Снимешь рубашку или гимнастерку, а они сидят, как на машинке прострочены. Давишь их, и ногти все в крови. Наденешь рубаху и чувствуешь, как они шевелятся», — такова страшная проза окопной войны…
Подлечившись, он снова в строю. До 1944 года И. Рыжиков готовил курсантов в училище в Кемерово. Затем — снова передовая. Он попадает подо Ржев, его назначают начальником штаба батальона. Но из-за открывшихся ран был направлен в местный госпиталь.
Когда Иван вернулся из госпиталя, его часть уже расформировали. Он получил направление в 150-ю стрелковую дивизию, в Прибалтику. В составе этой дивизии он прошел с боями Латвию. А осенью, в 1944 году, его артиллерийскую часть передислоцировали в Варшаву. Но на тот момент немцы уже вышли из города и сосредоточили все силы на обороне Сандомирского плацдарма.
«Мы продвигались медленно, вели ожесточенные бои. Долго держали переправу, чтобы закрепиться на плацдарме, — рассказывает ветеран. — Помню, начальник штаба полка дал нам задание взять «языка». Но не тут-то было. Ночью над плацдармом показались «кукурузники». Это были наши советские летчицы. Они развесили на парашютах осветительные ракеты и начали бомбить немцев. Затем ударили «катюши». Весь плацдарм покрыло огненным смерчем. Мы пошли в атаку. Нам удалось продвинуться примерно на три километра. Небольшая передышка — а затем опять в бой. Так мы продвигались шаг за шагом, пробили всю оборону и вышли на простор. До Берлина оставалось 30 километров».
Развалинами рейхстага удовлетворен
К окраинам Берлина 756-й полк под командованием полковника Зинченко, в котором служил И. Рыжиков, подошел 22 апреля. Вот тогда-то и произошла та памятная встреча с немкой.
«В ночь с 29 апреля мы зашли на какой-то завод, в подвале которого остановились переночевать. А уже 30 апреля началась операция по взятию рейхстага. Командир нашей 150-й дивизии генерал‑майор Шатилов поставил перед нами задачу — не допустить в рейхстаг пробивавшихся к зданию немцев. Помню, одну группу фрицев, которые подбирались к зданию, мы загнали в подвал. И вместе с полковыми разведчиками выкуривали их оттуда, забросав гранатами.
Через некоторое время они стали сдаваться в плен. А сначала натянули на винтовку белую майку и выставили ее в окно. В тот день мы взяли 327 человек — солдат и офицеров, которые пробивались на помощь рейхста-гу», — вспоминает подробности боев в Берлине Иван Иванович.
Ко 2 мая Берлин был взят. Над рейхстагом — Красное знамя. Советское командование настаивает на безоговорочной капитуляции.
«Вместе с капитаном «Смерша», — вспоминает Иван Рыжиков, — мы отправились в штаб корпуса. Там на столе лежал мертвый Геббельс, в пиджаке с медалью, на которой было написано «В день свадьбы, от Адольфа Гитлера». Рядом пистолет, на полу мертвые шесть девочек и жена. Рядом с умершими находился их лечащий врач. Я спросил у него:«А где же Гитлер»? И он рассказал, что, перед тем как взять рейхстаг, на площади видели небольшой самолетик, который позже пропал».
Такая вот история…
В Берлине в те дни было много фронтовых корреспондентов. Так вот, спустя 30 лет после взятия Берлина к Ивану попала газета с фотографией тех дней, на которой он нашел и себя.
Ветеран рассказывает, что, увидев этот снимок, почувствовал, как мороз пробежал по коже — такими сильными были воспоминания о славных минувших днях.
«Мы прошли сотни километров, и, конечно, временами было страшно. Но, когда бежишь в атаку, страх почему-то пропадал. Если понимаешь, что твоей жизни угрожает опасность, срабатывает инстинкт самосохранения: или ты, или тебя. Хотя однажды был случай, когда мне стало жаль немецкого офицера, молодого красивого парня. Вместо того чтобы убить насмерть, я ранил его в ногу».
Иван Иванович вспоминает, что были случаи, когда солдаты и офицеры, прошедшие всю войну, взявшие Берлин, погибали просто по глупости. Так в одном из ресторанов Берлина два солдата пустили пули друг в друга, перебравши спиртного после 9 мая…
Ну а сам Иван Рыжиков привез из Берлина сувенир. При взятии рейхстага бойцы нашли ящик с наручными часами. Такую награду Адольф Гитлер приготовил для солдат, которые возьмут Москву. А получилось наоборот. Часы разобрали наши ребята.
Война — это преходящее…
А жизнь продолжала идти своим чередом. После войны И. Рыжиков стал комендантом заградительной комендатуры, сопровождал эшелоны Новосибирск — Берлин. А в 1949 году переехал в Харьков. Бывать в первой столице ему приходилось и раньше. А причина тому — дела сердечные.
Во время войны харьковчанка Клавдия служила в зенитной артиллерии. Женский полк, который был сформирован в Харькове, отправили на защиту неба Москвы. Сама же часть стояла во Ржеве. Получив ранение, девушка попала в тот самый госпиталь, где находился на лечении Иван.
«Из палаты, в которой я лежал, меня понесли на рентген и оставили на носилках ждать врача. Тут в комнату заходят четыре девочки, среди которых была и моя будущая жена. Я не знал, как с ними заговорить. Первое, что пришло в голову — предложить сигарету. Но, как оказалось, девушки не курили, — не без улыбки на лице вспоминает ветеран. — Я помню, как подсел к ней на лавочке во дворе и пригласил на свидание. А уже вечером в костюме, прихватив с собой шинель, вместе с ней гулял по дворику госпиталя».
Иван пролежал в госпитале неделю — все свободное время он старался проводить с Клавой. А спустя семь дней молодые люди дали друг другу клятву: если Иван останется жив, а Клавдия дождется жениха, — то будет свадьба.
«Всю войну мы переписывались, высылали друг другу фотографии. Я был далеко, но мне хотелось поддержать ее в то нелегкое время. Я высылал ей деньги, хотел хоть чем-то помочь. А когда война закончилась, и я стал сопровождать эшелоны, мой поезд направили в Харьков. Конечно, я пришел к ней. Она жила вместе с родителями очень бедно — хатка под соломой, потолок подперт столбом, глиняный пол. Клавдии даже не во что было переодеться.
Я отдал ей свою шинель, чтобы она могла перешить ее на пальто».
Молодую жену Иван забрал в Новосибирск. Но по ее желанию в 49‑м они снова вернулись в Харьков.
* * *
Сегодня Иван Иванович живет сам. У него двое сыновей, уже взрослые внуки, которые любят наведываться в гости к дедушке.
Его дом стоит на том же месте, где когда-то с родителями жила Клава. А вокруг дома на улице каждую весну цветут сады.
Такие же сады цвели в 45‑м у Берлина, куда четыре года с боями пробивались советские солдаты, чтобы оставить свой автограф на развалинах немецкой столицы.
Помните, «первым там распишется рядовой пехотный Ваня», говорил командир второй поющей эскадрильи капитан Титаренко из кинофильма «В бой идут одни старики»?
А ведь так оно и получилось.