Поздравление с киноэкрана

— Да, это самый первый мой фильм о войне. Он снимался два года: 1988-й, 1989-й, в 1990‑м, к юбилею Победы съемки закончили. Это была, вообще, первая моя киноработа и первая же о войне.

— Вы правы, но не совсем. В этой картине, в «Меланхолическом вальсе» и «Войне» я снимался одновременно, но первой начала сниматься «Война».

— В 1988 году, когда я оканчивал Харьковский театральный институт, в рамках какого-то театрального фестиваля, не помню уже какого, наш курс приехал в Киев. Это была весна 1988 года. А так как я был молодой и авантюрный, я, конечно, не теряя времени, прошелся по киностудии им. Довженко. Она тогда работала очень плодотворно, там снималось по 30 или даже 40 фильмов в год, и все ее двери означали какие-то фильмы. Так я ходил по коридорам, стучался во все двери, представлялся и предлагал себя в актеры. В одной только группе мне сказали: «А ну-ка, молодой человек, остановитесь! Подождите минутку». Произнесла это ассистент по актерам Нина Николаевна Осипенко, которая, естественно, является моей крестной киномамой, потому что благодаря именно ей я и попал в большое кино. Ну а на двери было написано «Война». Интересно то, что группа, вообще-то, была набрана, актеры уже были утверждены, раньше пробы утверждались на Центральном телевидении в Москве, тем более что фильм этот был заказом Гостелерадио СССР, как пишут в титрах. И на мою роль тоже был утвержден актер — Леша Богданович, который сейчас очень известный актер Театра им. Франко, народный артист Украины. Но Нина Николаевна почему-то решила, что я имею, так сказать, больше попадания в роль Иванюты, и убедила в этом режиссеров-постановщиков (начинал снимать фильм Тимофей Левчук, а проводил основные съемки и закончил Григорий Кохан). Пробы у меня были в знаменитом яблоневом саду киностудии Довженко, который посадил сам Александр Петрович. Прошло немного времени, и мне в Харьков пришла телеграмма, что я утвержден. Ну а «Война» — это же известный роман украинского автора Ивана Стаднюка, его я читал раньше, потом сценарий, и, конечно, у меня было ощущение того, что я выиграл счастливый лотерейный билет: в экранизации такого романа главную роль сразу сыграть!.. Ну а потом начались, скажем так, киношные будни, потому что школы киношной у меня не было. В театральном институте, хотя ты и получаешь диплом актера театра и кино, но практически с этим не сталкиваешься, так что учиться мне пришлось по ходу съемок, присматриваясь, как и что делают старшие коллеги, а коллег таких было много. Я же был одним из самых молодых актеров-исполнителей главных ролей, и когда после в главных титрах моя фамилия шла сразу после фамилии Михаила Ульянова, он, как всегда, играл маршала Жукова, то ребята не один месяц шутили: «Олег, это тебя подняли до уровня Ульянова или его понизили до твоего?»

— Кино, эпизоды, снимаются не по порядку, понятное дело. Но это мне теперь понятно, а тогда я не знал, что должен научиться так вести свою актерскую линию, чтобы потом при монтаже совпадали мои ощущения, внутренние состояния каждый раз, и когда я вхожу в кадр, и когда выхожу из него — в какой бы день или месяц не по порядку мы его ни снимали!

— Первый мой эпизод на съемках был из середины фильма, назывался он «Бой Иванюты с танками». Снимали в Белоруссии, на знаменитом полигоне под Витебском — огромном, 40х40 квадратных километров, где проходили и, наверное, сейчас проходят военные учения. Туда пригнали все спецвойска, которые раньше обслуживали киносъемки Советского Союза: танки, артиллерию, авиацию, кавалерию, немеряное количество солдат, и сразу погрузили меня в конкретные траншеи, танковые атаки, пушечные залпы, стрельбу из разного вида оружия. А самое трудное? Сложно сказать. С одной стороны — все трудное, потому что все сразу довелось постигать, как «объять необъятное», понимаете? С другой — если бы это «трудное» было невыполнимо, то, наверное, сразу бы и закончилось, для меня, по крайней мере.

— Да, я понимаю. Но Голубкина — женщина, а я — мужчина, поэтому у нас разные ощущения, разные реакции на эти ощущения. Для меня это было продолжением моих детских игр, только с более серьезным состоянием, потому что настоящее оружие, взрывы, дым глаза ест, рядом настоящие танки ездят и т. д. и т. п. Взять хотя бы эпизод, когда мой персонаж засел в траншее: на него идет танк, танк наезжает на траншею, где он находится, далее мне надо было упасть на дно траншеи и быстро отползти в сторону, чтобы танк сверху прошел, а потом вскочить на этот танк сзади. А иначе — никак, потому что так описан эпизод у автора. Стаднюк прошел войну «от» и «до», поэтому все его романы очень живые, и персонажи живые, а Иванюту он писал с самого себя, таким он был молодым политруком, и поступок Иванюты состоял в том, что он вскочил на танк, не имея оружия, а только юношеский запал и свое отношение к войне. Он плащ-палаткой закрывает смотровые щели танка, и тот останавливается. Понимаете, фактически плащ-палаткой останавливает огромный «Тигр»!

— В том-то и дело, что я это рвался делать сам. Потому что мне было 23 года, физически подготовлен и все такое. Но я не сталкивался еще с тем, что, как уже сказал, в кино есть определенные ситуации — если ты исполняешь главную роль, то несешь перед всей группой определенную ответственность, потому что, если с тобой что-то случится, это станет проблемой для всех, для съемочного процесса, в прин­ципе. Поэтому, хочешь ты этого или не хочешь, даже не спрашивая тебя, все страшные, не очень, и даже чуть-чуть опасные трюки все равно исполняют каскадеры.

— Ну, я уже стал все-таки таким…

— Вот-вот, матерым волком, поэтому совсем сумасшедшие вещи, безусловно, не делаю, смысла уже не вижу. Но что-то еще я, конечно, делаю. А в тот момент я сам готов был делать все! Это был такой, знаете, интерес профессиональный и молодой задор одновременно. Потому и кросс под дождем, и погружение в грязь, в жижу болота по шею, чтобы ходить по всему мокрому и натурально показывать, как это переправляться вброд, а потом падать и прыгать, после еще и под танком полежать, — да это за счастье было! Понимаете?! Другое дело, когда говорят: «Спасибо. Вот ты здесь снялся, лицо твое показали, все. Теперь дай другим поработать». И, хотя мои ребята знакомые все время думали, что это делал я, зная мой характер, я честно признаюсь, что сам падал на дно траншеи, отползал, а из траншеи уже выскакивал каскадер и заскакивал на танк… но заканчивал эпизод и потом с танка спрыгивал опять я!

— Плакал я по-настоящему. Но, вообще, у меня нет близких слез, как у актера, тем более в тот момент. Однако в какие-то моменты, безусловно, переживаемое пропускал через себя, через сердце, и это всегда отражалось наверняка и в глазах.

— Первым моим партнером, немногим старше меня, был Игорь Тарадайкин, московский штатный актер Мосфильма. Мы с ним даже сдружились, он играл лейтенанта, с которым мой персонаж знакомился и потом шел военными дорогами, так сказать. Так и в жизни получилось: мы сошлись характерами, интересами. Он — ученик Герасимова, поэтому его рассказы о нем, который для меня был и остается вершиной, очень привлекали. Потом — московская школа, было интересно и об этом поговорить, присмотреться. Ну а из известных актеров, конечно, встреча с Юрием Толубеевым — сыном знаменитого Андрея Толубеева, артиста тогда Ленинградского БДТ. Он играл негативную роль, у нас был общий эпизод, когда наши персонажи сталкивались в драке. Для меня это было тоже определенное открытие: я видел человека с положительным обаянием, играющего отрицательный характер. Вот тогда и я для себя открыл, понял — что потом часто и во мне использовали режиссеры, — когда человек с положительным обаянием играет отрицательную роль, она получается интереснее, мощнее, чем когда видишь, что подлец подлеца играет. Это одно, а второе, что держит зрителя, это интеллигентность Толубеева до мозга костей, доброта, отзывчивость, и вдруг он играет злого, подставляющего людей карьериста, и ты понимаешь, что совсем не случайна формула Станиславского: играя плохого, ищи, в чем он хорош. То есть когда мы знаем это на словах, но не на деле, мы это не до конца понимаем, а вот когда на деле — начинаем понимать: именно это в герое, в его представлении и становится интересным.

— Служил. К тому же еще я вырос в семье военных, и воспитание мое было соответствующим. Понимаете, для меня тема войны совсем не чужая история, она очень близкая. Очень близкая, благодаря советскому воспитанию, патриотическому, которое во многом основывалось на итогах Второй мировой войны. И основные фильмы были посвящены этому, и героизация того периода — все для меня было не пустыми словами. Так что, снимаясь в этой картине, я, можно сказать, вошел в знакомое мне пространство, внутренне — по книгам, по фильмам, по отношению к этой теме. Все мне в этой новой для меня работе было знакомо, мне не нужно было ничего представлять. Просто у меня было такое ощущение, что я в нем жил, продолжал жить.

— Ну, вот такая работа… Я сейчас, например, не могу смотреть современные фильмы на эту тему, потому что явно видно, что люди снимают представленческое даже не кино, а ситуации. Если раньше в военных картинах снимались актеры старшего поколения, прошедшие войну — Папанов, Никулин, другие, для которых это все было очень близко, а потом снимались их дети, слышавшие о войне из рассказов своих отцов, то теперь подобные фильмы снимают люди, для которых между компьютерной игрой и фильмом о войне разница небольшая. Чувствуется, что внутренне эта тема их не берет. Только спецэффекты в ней, но они, честно говоря, потому, видимо, что привычка к хорошему осталась, все остальное сусально. А вот тогда было настоящим. И по большому счету «Война» — последний фильм, который подвел черту, я с уверенностью это говорю, под знаменитым советским военным кинематографом. После него таких фильмов уже не снимали. Остальное стало ближе уже к компьютерным играм…

— Спасибо. Поэтому благодарю вас за представляющуюся возможность поздравить дорогих моему сердцу харьковчан с большим для города праздником — 70-летием освобождения Харькова от немецко-фашистских захватчиков и пожелать всего, чего только можно пожелать знакомым и близким людям — здоровья, успехов и всяческого благополучия.